Наконец, нужно видеть активность авторской позиции. Выражается она в разных формах – только в эмоциональном тоне повествования («Стёпка», «Вянет, пропадёт») или в прямом авторском резюме («Срезал», «Митька Ермаков»), – но она всегда бескомпромиссна. Ригоризм авторских оценок является строгим нравственным критерием и опять-таки выверяет камерное повествование по законам большой жизни, даёт перспективность и динамику разрозненным и статичным портретам и сценам».
Заканчивает свою рецензию Ю. Никишов так: «Нет надобности преувеличивать значение рассказов Шукшина. Но можно видеть их художественную добротность, тонкость психологического анализа, резко подчёркнутую оригинальность героев, душевный юмор повествования. Можно верить в их негромкий, но прочный успех».
Нелепо сейчас, в 2014 году, спорить с автором этих слов. Мы не знаем, на каких условиях писалась и публиковалась рецензия (не секрет, что и сегодня в некоторых изданиях ставят условия критикам: не очень хвалить, или – слегка поругать, или – раздолбать). Может быть, и Ю. Никишову ставили условия. Иначе сложно понять, почему он так настаивает, что герои Шукшина «чудят». Причём, практически все. Кто чудит в упомянутых рецензентом «Волках», можно ли назвать «чудящими» тоскующих перед смертью стариков? И главное, автор рецензии в упор не замечает таких рассказов из сборника «Земляки», как «В воскресенье мать-старушка…», «Нечаянный выстрел», «Сураз», цикл «Из детских лет Ивана Попова»… Очень странный взгляд у Ю. Никишина. Наверное, мы ещё вернёмся к его рассуждениям.
К счастью, ещё через два месяца в «Литературной России» появилась иная оценка шукшинских рассказов.
В статье Ирины Стрелковой «Походка» современного рассказа» (№ 32, 6 августа) под рубрикой «Раздумья после писательского съезда» (V съезд писателей СССР. – Р.С.) находим любопытные мысли о рассказах Шукшина и Евгения Носова:
«Если сравнивать, к примеру, рассказы Евгения Носова и Василия Шукшина, то ведь не будешь измерять, кто лучше, кто хуже пишет, – настолько они оба разные при очень близком житейском материале, при схожем стремлении мимо внешнего идти к более глубокому раскрытию самой человеческой души… И Носов, и Шукшин по своему характеру новаторы, обращаясь к одной и той же теме, они строят свои рассказы каждый по-своему. При этом оба, как истинные новаторы, достигая своих высот, в каждой новой работе начинают опять сначала, преодолевают все трудности подъёма, сообщая этим читателю энергию дальнейшего движения чувств и мыслей.
У нас среди критиков есть специалисты «налаживать концепции». По «концепционному» методу, конечно, можно объявить Шукшина специалистом по «чудикам», а Носова – по какой-то другой узкой зоне действия, но это лишь запутает, а не прояснит художественные особенности творчества писателей. А как художники они, проработав в литературе немало, всё ещё в движении. Повторяя каждый раз свой подъём, они не повторяют хоженого ими пути. Насчёт такой особенности творчества метко говорил художник П. Кончаловский: к каждой новой картине подходил, как к необъезженному коню».