Вот человек-мечтатель, подменяющий для себя реальный мир им самим выдуманным иллюзорным миром (далее говорится о герое рассказа «Миль пардон, мадам!». – Р.С.).
<…> Другой мечтатель, Митька Ермаков из одноимённого рассказа, уже вовсе отрешён от реальной жизни. В жизни он «ходячий анекдот», постоянно попадающий в комические положения, в мечтах – всемогущий чародей, помогающий (не без особого рода корысти) бедным и женщинам. <…>
Бесконечно варьируется у Шукшина другой тип чудака, охваченного какой-либо трудно объяснимой навязчивой идеей. (Далее приводятся примеры таких чудаков в рассказах «Стёпка», «Микроскоп», «И разыгрались же кони в поле». – Р.С.)
<…> Та ли, похожая ли вариация – старик, чудящий перед смертью («Земляки», «Залётный», «Как помирал старик» и другие).
Название одного из рассказов Шукшина – «Чудик» – в сущности является символическим: большинство героев писателя так или иначе «чудит»; к изображению чудинки или чудачества и сводится обычно содержание рассказов. Выбор определённых характеров у Шукшина весьма устойчив. Решительно преобладает мужской характер.
<…> В рассказах Шукшина мы не встретим, как правило, «типичных обстоятельств». Перед нами современная деревня, но без явственных примет современности. Герои даны вне коллективных забот, столь важных для советских людей. Чаще всего – и вне труда, а если и в труде, то в труде индивидуальном – на покосе для своей коровёнки (Анисим, «Земляки»), в поездке за дровами («Волки»). Внутренне это объяснимо: ведь герои Шукшина не действуют, а «чудят». Какие же тут могут быть «типичные обстоятельства»! <…>
Структурные особенности рассказов Шукшина (изображение не столько обстоятельств жизни, сколько отдельных её примет, фона; изображение статичных характеров, а следовательно, и жизни в статике) настолько существенны, что невольно возникает вопрос: реализм ли это? Или какой-нибудь другой метод? Всё-таки есть основания говорить именно о реалистической природе шукшинских рассказов.
Во-первых, следует принять во внимание «шутейный» характер этих произведений. Перед нами заведомо не норма жизни, а какое-либо отклонение от неё. Перед нами не магистраль, а просёлки. Рассказы Шукшина ничего не говорят о главных конфликтах и главных героях жизни, но они обогащают и дополняют наши представления о жизни.
Во-вторых, рассказы Шукшина в совокупности своей образуют определённое единство, и тогда явственнее обнажается их общий внутренний подтекст. Как правило, писатель, изображает людей с нелёгкой жизненной судьбой. И здесь юмор повествования обнаруживает новые важные грани: он оттеняет оптимизм пафоса писателя, беспредельную веру в человека, человека трудового. А уж это – частица пафоса всей нашей литературы.