огромной семьи, состоящей из женщин, главным удовольствием в жизни которых забота о своих
мужьях и детях. Хотя так же было и в мамином мормонском доме, но в семье папы все было
сосредоточено на еде. Женщины не просто готовили еду, они были поварами. Когда приезжает
Бабб, она заполняет нашу морозилку месячными запасом грудинки и запеканки, и делает
сдержанное, в большей степени хорошо– продуманное замечание о том, что ее внуки в основном
выживают на сэндвичах. Со временем она переросла свое разочарование из– за того, что папа не
женился на еврейке, но все равно борется с маминой рабочей занятостью и нашей вытекающей
зависимостью от бутербродов и еды в вакуумных упаковках.
Но несмотря на мамино антирелигиозное мировоззрение, она была воспитана в культуре,
где женщина обычно тоже выполняла роль домохозяйки. Ее отказ упаковывать каждый день наши
ланчи или не вступать в родительский комитет – боевой призыв всех феминисток.
Даже тетя Эмили иногда борется с чувством вины из– за невозможности чуть больше
сосредоточиться на ведении ее домашнего хозяйства. Поэтому мама пошла на компромисс,
позволяя Бабб научить ее приготовлению определенных блюд, и она старается приготовить
большую партию из них каждое воскресенье, чтобы мы питались всю неделю. И над этим
сомнительным мероприятием мы, как дети, во всяком случае, подшучиваем. Но папа это совсем
другая история: он придирчив в еде. Даже несмотря на то, что он считает себя либералом, какими
они являются, но все равно у него есть некоторые традиционные склонности. И жена, которая
готовит, – одна из них.
Мама наблюдает за тем, как ест папа, оценивая, как быстро он запихивает еду в
зависимости от качества. То есть, чем быстрее он ест, тем меньше ему нравится еда. Сегодня,
папа, кажется, едва жует, прежде чем проглотить.
Обычная мамина улыбка опускается уголками вниз.
Сосредоточенность на этой динамике помогает мне отвлечься, но только слегка.
Я оглядываюсь на телефон. Оставив его экраном вверх, я могу сказать, что только что был
звонок или сообщение: экран засветился. Я запихиваю суп с фрикадельками в себя, ошпаривая
рот, пока не вычищаю всю тарелку, и, извиняясь, встаю перед тем, как хоть кто– то из них
возразит.
– Таннер, – тихо ворчит папа.
– Домашка, – ополаскиваю за собой посуду, складывая ее в посудомоечную машину.
Он следит за тем, как я ухожу, одаривая меня понимающим взглядом за брошенное