месяцев. И это оставляет мне, как буйно– помешанному в тюрьме, слишком много времени для
размышлений. К середине февраля меня настолько тошнит от своей комнаты, дома и школы, что
когда наступает первый, по– настоящему теплый день, я готов заниматься чем угодно и так долго,
пока это происходит на улице.
Снег сходит с тротуаров чуточку больше с каждым днем, пока не остается несколько
участков на лужайке.
Папа оставил мне грузовик с прицепом и список дел на сегодня с моим именем на
холодильнике утром в субботу. Я буксирую нашу яхту от торца дома к подъездной дорожке и
снимаю брезент. Мокрицы засеменили прочь; она заплесневела и потемнела внутри, и я изучаю
объем работы, который ожидает меня впереди. Мы не сможем использовать ее по– настоящему
еще несколько месяцев, но она нуждается в серьезном внимании и заботе.
На подъездной дорожке повсюду лужицы из подтаявшего снега. От уличного масла и
неразберихи из веток и листьев все это выглядит отвратительно, но я знаю, к чему все это ведет: к
солнцу и свежему воздуху и запаху барбекю на протяжении выходных. Мы отдаем сидения на
перетяжку и меняем ковровое покрытие в этом апреле, поэтому я начинаю вырывать старое
барахло вместе с клеем. Я не могу охарактеризовать эту работу, как приятную, но поскольку у
меня нет настоящей работы, а бензин сам себя не покупает, я выполняю то, что просит мой отец.
Я избавляюсь ото всего, что необходимо, раскладываю еще один брезент на траву, чтобы
облегчить транспортировку. Я только успеваю достать водительское сидение, когда слышу легкий
скрип тормозов, слышу, как шины останавливаются на дорожке позади меня.
Я оборачиваюсь, чтобы встретиться с Себастианом, который стоит рядом с велосипедом и
жмурится на солнце.
Я не видел его вне пределов занятий две недели, и это вызывает странную боль,
проходящую сквозь меня. Распрямившись, я подхожу к краю палубы.
– Привет.
– Привет, – отвечает он, улыбаясь. – Что ты там делаешь?
– Похоже, зарабатываю себе на жизнь. Но уверен, что ты называешь это «служением» –
произношу я, используя руки для воздушных кавычек.
Он смеется, а у меня сжимается желудок.
– Служение – в большей степени, – кавычки пальцами. – «помощь другим», и в меньшей
степени, – еще кавычки, – «ремонт причудливый папиной яхты», но все в порядке.
Черт возьми, он издевается надо мной. Я показываю на бардак у своих ног, усеивающий
брезент.
– Видишь этот ужас? Он не причудливый.
Он всматривается в бок яхты.