— Только ты умеешь выглядеть так мило с клыками и вот этим. – Он перехватил ее изувеченную руку чуть выше запястья, дал Марори время прожевать и с полуулыбкой поинтересовался: - Потереть тебе спинку в душе?
Она пулей вылетела из кровати под его новую вспышку смеха.
Завтракали все четверо в почти полной тишине. Изредка обменивались просьбами подать соль или салфетки. Марори уныло ковыряла аппетитный блинчик со сливочной начинкой и в сотый раз прокручивала в голове минувшую ночь.
Она скажет Крэйлу, как бы это в итоге ни сказалось на всем.
Хотя разве теперь это имеет значение? Образы прошлого хороводили в голове, медленно, но уверенно занимая свои места. И на фоне все этого странное сходство Крэйла с Темной было едва ли не самой большой и самой болезненной раной, которую Марори вынесла из злополучного вулкана.
Темный полюбил Светлую, Светлая полюбила Темного. Они нарушили Заветы-на-Скрижалях и поплатились за это. Все знают, что Темным нельзя быть со Светлыми, потому что плод такого союза может разорвать Мироздание в клочья.
Марори стянула кусок блинчика с вилки, пожевала и усилием воли заставила себя проглотить безвкусный комок. Когда возникло это предостережение? Из чего родилась легенда о том, что Светлое и Темное породит истинное Разрушение?
Почему Крэйл – и Крээли?
Она отодвинула тарелку, уронила взгляд на перебинтованную руку. Каким будет ее следующее уродство? Рога? Хвост? Копыта?
— Ты куда? - Ти’аль проследил за тем, как она встала, накинула куртку.
— Мне нужно позвонить.
После нескольких дней зверствования погода, наконец, успокоилась. Марори перешла на другую сторону улицы, оглянулась на кафе: сквозь прозрачную витрину на нее смотрел эрэлим. Она пыталась не обращать на него внимания, вести себя так же, как вела до вчерашней ночи… но ничего не получалось. Марори отметила, что и он ел без аппетита и был на удивление молчаливым. И точно так же, как она сама, пытался делать вид, что вчерашняя ночь была чем-то вроде порции крепкого спиртного для двух непьющих.
К счастью, напротив кафе остановился грузовик, и на какое-то время их с Марроу связь взглядами разорвалась.
Крэйл ответил не сразу.
— Кусака? – спросил он после того, как она так и не смогла сказать даже простого «Привет». – Что опять стряслось?
— Крээли – и Крэйл? – спросила она. Голос был таким сухим и безжизненным, что покоробил даже ее собственный слух. – Кто ты ей?
Она мысленно умоляла его не молчать. Сказать, что она спятила, что, обжегшись на молоке, дует на воду, что она сошла с ума в этом Эльхайме. Все, что угодно, кроме молчания, в котором угадывалось самое страшное.