За этими рожками в прошлом году три купца из Галлии приезжали, не считая чехов и полабов. Ох, уж эти полабы, сколько крови выпили у новгородцев, не успеют заключить мирный договор, как меняется князь, и опять полабские отряды пробираются воевать свои бывшие земли. Ладно бы, воевали только с саксами на западе, так переплывают Лабу на восточный берег и грабят новгородских данников. Собственно, уже и не данников, а новгородцев, жители восточного берега Лабы говорят на одном языке с новгородцами, молятся в таких же храмах, слушают по радио те же передачи.
— Да, — задумался Путята, вспомнив своё детство, — как мы раньше без радио жили? Помню ведь я, как первые приёмники привезли в Киев, как мы возле храма целыми днями сидели, слушали. Батя меня сколько бил за безделье, убегу с друзьями из школы, как раз к дневным новостям, да слушаю песни по заявкам, пока мама за ухо не ухватит.
— Я эти времена не застал, — новгородец Глузд, стройный тридцатилетний красавец, улыбнулся своим воспоминаниям, — у нас радио раньше появилось. В детстве мы уже сами собирали приёмники, подружкам дарили. Вот за это и драла меня мама, всё, что заработаю, на приёмники спускал, да как драла. Не поверишь, мою маму и сейчас вся родня боится.
— Вот и здесь, похоже, — помрачнел Путята, — всё будет решать царица, а не муж. Коли начнут строить жедэ в Усть-Итиль, на дорогу к Киеву средств не останется. Нам же в Уральск добираться одна головная боль, товар привезти из Киева чуть не вдвое дороже выходит, чем из Новгорода. И с болгарами неувязка вышла, их царь приходится дальней роднёй царице Кире, могут и ему пушки продать. Хотя болгары все крещёные, не должны им уральцы помогать против нас.
— Плюнь ты на эти пушки, — налил в серебряную братину вина Глузд, — наймите наших варягов, они недавно новое оружие закупили да гранат две лодьи. Они вои знатные, раскатают ваших болгар без всяких новинок.
— И то дело, — согласился Путята, допив половину кубка, — пойду завтра к радистам, поговорю с князем.
Спустя неделю после тризны ожидаемые изменения в правительстве произошли, но чисто формальные. Новый царь Ладомир к своим сорока трём годам полностью избавился от реформаторских иллюзий, свойственных молодости. На всех публичных выступлениях он подчёркнуто проводил политику прежнего государя, придерживаясь правила: «Семь раз отмерь, один отрежь». Несколько высланных за пределы страны византийских и болгарских торговцев, нарушивших закрытость христианских богослужений, как предписывал основной закон царства, только подтвердили приверженность традициям нового царя. Он и раньше славился почитателем уральской религии, что доказал своими деяниями, поэтому общество спокойно поддержало действия правительства в отношении к иноверцам.