Что-то в его исследованиях заставило кого-то из тамплиеров – возможно, Риккина, а возможно, того, перед кем Риккин отчитывается, – сильно заволноваться. И это что-то не меч, потому что Саймон поклялся сделать все, что в его силах, чтобы вернуть мечу его мощь. И не информация об ассасинах, потому что он по долгу службы обязан находить и идентифицировать Наставников, потерянных в глубине веков.
Нет, тут что-то другое. Что-то такое, что Риккин, или тот, кому он отдает приказы, или тот, кому он сам подчиняется, не хочет, чтобы он, Саймон, это что-то нашел. Или, напротив, хочет, чтобы Саймон нашел, а он у него забрал. Это что-то – очень важное и опасное. Но Саймон больше ничего не будет бояться.
Пусть они утыкают жучками весь его офис, квартиру, машину и даже «Бурю». Пусть залезают в его компьютер и мобильный. Пусть заменяют наемных сотрудников на оперативных агентов или кого похуже. Все это не имеет никакого значения. У него есть книги, есть голова, по крайней мере на данный момент, и доступ к «Анимусу».
И он использует все это по максимуму.
Риккин сидел на заднем сиденье «роллс-ройса-фантома», вытянув ноги и рассеянно наблюдая за проплывавшими за окном улицами Лондона. Он разговаривал по телефону с дочерью. Через несколько дней он должен быть в Мадриде, и София ждет его приезда. Он прервал разговор на полуслове: сигнал телефона сообщил о поступившем сообщении. Алан посмотрел на экран, проверяя имя отправителя сообщения, и прервал разговор, пообещав Софии перезвонить позже.
Улыбка заиграла на его тонких губах, когда он прочел послание доктора Бибо: «О снята. Видела М в действии».
«Наконец-то», – пробормотал Риккин, набирая ответ.
«Когда потерян?»
«Пока неизвестно».
«Как скоро будут результаты?»
«Неизвестно».
Риккин перестал улыбаться и набрал: «Найдите безопасное место для разговора». После этого он перезвонил Софии и завершил прерванный диалог, а затем продолжил смотреть в окно. Начался дождь, холодный и довольно сильный, но улицы были еще полны народа. Прохожие горбились под одинаковыми черными зонтами – будто иные зонты иметь им кто-то запрещал, – прятались под навесами, находили укрытие, где можно было наскоро покурить, спорили за место в очереди на стоянках такси. Практически все лица – мужские, женские, молодые, старые – были либо злые, либо испуганные либо выражали тупую покорность.
– Вот они, «люди», – пробормотал Риккин.
Жалкие создания, о которых ассасины так пекутся. Но для него этот сброд с их ничтожными заботами ничего не значил. По его мнению, эти люди не имели никакой ценности для ордена, который так много принес в жертву и так много страдал во имя идеи усовершенствовать род человеческий, которая сама по себе была более достойной, чем все эти жалкие существа.