До этого момента Саймон под таким углом ситуацию не рассматривал. А что, если она права? Что, если раздражение Риккина и его нежелание продлять сроки работы Саймона никак не связано с происходящим? Саймон вдруг страшно обрадовался, что у Анайи есть благовидный повод проявить активность.
– Очевидно, – сказала Кодари и расправила плечи, – ваша история с Жанной д’Арк вызвала огромный интерес, и надо спешить. Чем дольше я здесь разгуливаю, тем быстрее этот некто меня вычислит. Я умею отлично шифроваться, но даже самых лучших шифровальщиков со временем вычисляют.
– Правда? – удивилась Виктория.
– Главный принцип моей работы – действуй молниеносно, умно и креативно, – ответила Анайя.
Сказав это, женщина быстро поцеловала Саймона, чем крайне его удивила, и растворилась в толпе, оставив на его щеке тепло своих губ.
Он застыл на мгновение в растерянности, следя за ней взглядом, затем повернулся к Виктории:
– Нам нужно срочно возвращаться в «Абстерго». Я думаю, Габриэль хочет что-то сказать ассасинам.
Пятница, 7 июля 1430 г.
Вокулер
– Вот ты где, – в самое ухо Жану де Мецу холодно прошептал Габриэль, садясь рядом с ним на скамейку в полутемной таверне.
Либо юноше не удалось своим появлением удивить ассасина, либо, что более вероятно, тот умело скрыл свое удивление.
– Лаксарт, – спокойно сказал де Мец, – а я все ждал, когда ты придешь.
Спокойный, даже небрежный тон Жана разозлил Габриэля.
– Поговорим на свежем воздухе, – сказал юноша, вставая.
Его товарищ неторопливо допил эль и тоже поднялся. Летние сумерки только начали сгущаться, и дневная жара еще не успела остыть. Они шли по улице, кивая прохожим, пока не уединились на рыночной площади, лотки которой уже были закрыты на ночь.
– Я сожалею о том, что случилось с Жанной, – сказал де Мец, как только они остались одни.
– Сожалеешь? Если бы вы, ассасины, сожалели о ней, она бы сейчас не была в руках Люксембурга, преданного вассала Филиппа Бургундского! – выкрикнул Габриэль. – Она почти спаслась. Вы знали об этом? Ее схватили только потому, что она пыталась освободить своего брата и д’Олона. Потому что их судьба была ей небезразлична. Если бы только ассасины ей помогли…
– Ты ничего не знаешь, Лаксарт, – перебил его де Мец. Он не обвинял, и в голосе его не было злости, а только безграничная усталость. – Ты не имеешь никакого представления о том, что мы делали или не делали и почему.
– Ну так расскажи мне!
– Ты не член братства и даже не ученик. И я не думаю, что ты когда-нибудь будешь одним из нас.
– Почему нет? Я недостаточно хорош? Потому что ассасины оставили меня, когда ситуация стала для них неудобной?