Или не выдержал бы он и открыл стрельбу. И тогда все сейчас разворачивалось бы совсем по другому сценарию.
А так – тишина и покой. Как оно до того и было.
Голоса затихли совсем. Роман осмелился встать во весь рост и выглянуть сквозь щели под стрехой наружу.
Троица удалялась в сторону леса. Ганна стояла недалеко от хаты и смотрела им вслед. Казалось, она никак не могла поверить в то, что все кончилось.
Вот она повернулась и пошла к дому, по дороге то и дело оглядываясь.
Роман начал спускаться по лестнице. Рана двигаться не мешала, мешала только кровь, текущая по руке.
Со скрипом открылись ворота.
– Роман! – жалобно позвала Ганна.
Она стояла на пороге, огромная, как копна, и этот жалобный голос до того ей не шел, что Роман едва не рассмеялся.
– Тут я, – отозвался он.
– Ты живой?!
– Живой, как видишь.
– Ой, – прижала она руки к груди. – А я так злякалася[20]! Як той гайдамак почав шарыты вилами, я думала, конец тоби.
– Нет, не конец, – сказал Роман, подходя к ней. – Все обошлось. Плечо только чуть задело.
– Та ты же поранены! – испугалась Ганна, увидев, что весь рукав куртки залит кровью.
– Да ничего, это мелочь. Промыть бы чем.
– Ходем в хату. Ой, то кров тэче… Ну, пишлы швыдче, ще помрешь.
– От такого пустяка, Аня, не помирают… – говорил Роман, идя за ней через двор к дому.
– Швыдче, швыдче, Роман!
Ганна разволновалась до того, что готова была нести его на руках.
В сенях она велела Роману сесть на табурет и стащила с него куртку и майку. При ближайшем рассмотрении ссадина на плече оказалась пустяковой, Роман даже перевязывать бы ее не стал. Но Ганна держалась другого мнения и принялась деятельно обрабатывать рану.
Невзирая на свои габариты, она проворно бегала туда-сюда, собирая все необходимое для полного медицинского обслуживания.
– Зараз, Романо, зараз… – приговаривала она, топоча в пол своими небольшими, крепкими ногами.
– Да я подожду, не торопись, – ласково отзывался он.
Они вместе пережили нешуточное испытание, и это сблизило их, сделало сообщниками, заставило по-иному взглянуть друг на друга.
Наконец Ганна все подготовила, вымыла руки и села перед Романом на другую табуретку.
Сначала тщательно промыла ранку кипяченой водой. Затем отерла чистейшей льняной тряпочкой. Руки ее с такой нежностью и заботой касались тела Романа, что и самая опытная медсестра не смогла бы сравниться с ней. Роману и неловко было, что ничтожной царапине уделяется такое внимание, и не хотелось мешать доброй хозяйке, которая разве что не дышала на его плечо.
– Тут у мене бальзам целебный, – говорила Ганна, открывая какую-то баночку из темно-зеленого стекла. – От него раны заживляются за один день.