Это захватило Харбисон врасплох.
– Где?
– Франкенштейн. Это небольшой город в горах к западу от Гейдельберга, – он принял мечтательный вид. – Прелестное маленькое местечко на дне глубокого извилистого каньона. Там даже есть разрушенная крепость на утесе над городом, и… – он прервался, потом заговорил снова: – Жизнь – это путь, выстланный иронией. Не верь тем, кто скажет, что это не так.
Харбисон резко вернулась к настоящему.
– Решение за тобой, Лесс. Оставляю тебя с наилучшими на свете пожеланиями. Подпишешь ли ты, глава отдела, свою часть отчета о проекте «Уолтер» или рискнешь его закрытием? – она постаралась интонацией выразить неизбежность такого исхода. – Ты понимаешь, что как только отдел закроют, работу передадут другим, и первый Уолтер в любом случае отправится на «Завет»?
Штейнмец проницательно на нее посмотрел.
– Я не уверен, что ты пойдешь на такой риск. Любой провал неверно оцененного синтета может поставить под угрозу всю миссию. А это, в свою очередь, подвергнет риску все будущее «Вейланд-Ютани».
Она не стала оспаривать этот анализ.
– Все так, с поправкой, что доклад о подобном происшествии из дальнего космоса на Землю займет столько времени, что ты, я и сам мистер Ютани умрем задолго до того, как наступят последствия.
Про себя она добавила: «И никакого рассмотрения твоей кандидатуры на Нобелевскую премию, Лесс Штейнмец».
Внезапная новая мысль заставила ее добавить:
– Ты думаешь, что подобное могло произойти с миссией «Прометея»? Ошибка синтета Дэвида?
Он отвел взгляд.
– У нас определенно нет способа узнать, что произошло с Питером Вейландом и его кораблем. В глубоком космосе возможно все что угодно. Весьма вероятно, что мы никогда этого не узнаем, – Штейнмец снова посмотрел ей в глаза. – Поскольку он был первым в своем роде, с Дэвидом всегда были… сложности. Именно их мы с моей командой, работая сверхурочно, пытались найти и разрешить. Мы считаем, что это нам удалось, но мы пока что не уверены на все сто процентов.
Харбисон снова поджала губы.
– Ты мог бы сказать, что твоя команда уверена на девяносто девять процентов? Восемьдесят девять?
Она ждала ответа. Инженер заговорил, когда она уже почти поверила в то, что этого не произойдет. Заговорил с очевидной неохотой.
– Что-то в этом духе. Хотя мне больно это говорить.
– Почему? Ты – инженер, а не математик. Тебе позволительно определенное отклонение.
С чувством удовлетворения она отвернулась и направилась к двери.
– Если бы ты строил мост, а я бы спросила, простоит ли он тысячу лет… если бы ты ответил, что можешь гарантировать только девятьсот и еще девяносто пять – я была бы вполне довольна.