– Ее величество с утра была в Западной оранжерее.
– Не надо меня провожать.
В Западной оранжерее душно и влажно. Оглушительно поют птицы, пронзительно стрекочут насекомые, журчат ручьи. Я увидел женщину в зеленом платье, склонившуюся над кадкой, и почувствовал, как губы сами собой расплываются в улыбке. Я действительно люблю Августу.
– Здравствуй, сестренка.
Она вскрикнула, потом расхохоталась и полезла обниматься.
– Элвин! Гад такой! Приехал без предупреждения! Как же я рада тебя видеть!
– Это взаимно. Особенно я буду рад, если ты дашь мне вдохнуть.
– Ах ты, неженка, – сестра разжала богатырские ручищи.
Если легендарные валькирии Ундланда и существовали когда-то, то я не верю, что они были похожи на воинственную Джулию. Нет, они были подобны Августе.
Она высокая, ростом почти с Фергуса. Полнотела, но ее это скорее красит. Коса цвета спелой пшеницы спускается до талии, глаза – синие васильки. Светло-оливковая кожа покрыта ровным загаром. Ее лицо всегда дышит безмятежностью и силой, и я не знаю другого столь же счастливого человека. Она не скучает, не злословит и редко вступает в споры. В мире Августы нет распрей, она проходит мимо пороков, не замечая их. У нее просто нет времени на такие глупости.
– Как ты сюда добра… – она перевела взгляд на мою левую руку, и радость на лице потухла.
– Ну да. Прости, я к тебе по делу. Сама видишь.
Сестра не стала одаривать меня неуместной жалостью или еще более неуместными соболезнованиями. Нахмурила брови и велела:
– Показывай. Нет, погоди. Я сейчас руки помою. Вся в земле.
К моей большой радости мы покинули оранжерею. Там красиво, но духота и влажность такая, что впору отращивать жабры.
– Давно? – она сидела с закрытыми глазами, гладила и сдавливала культю ладонями и к чему-то прислушивалась.
– Больше месяца.
– А что ты сделал с рукой?
Я рассказал. И показал.
– Дурак.
– Почему?
– Если бы вы сразу позвали меня, все можно было бы поправить.
Я стиснул зубы:
– Извини, из Дал Риады до тебя бывает трудно докричаться. И вряд ли приживление гниющего куска мяса – хорошая идея.
Лучше бы она молчала насчет «все поправить», честное слово.
– Ясно, – она открыла глаза. – Элвин, не злись. Если с этим хоть что-то можно сделать, я сделаю. Если нельзя, все равно что-нибудь сделаю.
– Есть еще одна проблема, – я рассказал ей о возникших сложностях с магией, но она не придала им значения.
– Разберешься! Если в принципе можешь, значит, разберешься.
Она тяжело поднялась.
– Куда ты?
– Мне надо подумать. Сложная задача. Иди пока – поиграй с Мэй.
– Нельзя ли чуть больше определенности?