— А потом ты уехала бы из города. — В любом случае, это был план, но у меня появились подозрения. Особенно с этим выражением слабой вины на ее обычно честном лице.
— Не совсем, — она вздыхает с раздражением. — Я не хотела уезжать без тебя, понятно? Это преступление?
— И куда ты пошла? — Внезапно потолок становится для нее самой интересной вещью на свете. — Клара?
Она все еще избегает моего взгляда.
— Я пошла искать тебя, вот и все.
О, нет. Я прищуриваю глаза.
— Где бы ты вообще меня искала?
— Я пошла в «Гранд», ясно? — Слова, слетевшие с ее языка, звучат прерывисто. — Я пошла туда, и я знаю, что ты будешь беситься, но не надо. Все в порядке.
Ладно, я как-то пережила Байрона. Но не уверена, что смогу сделать это сейчас. Это похоже на молот над моей головой.
— Ты врешь мне прямо сейчас? Скажи, что ты врешь.
Вздох.
— Слушай, ты ходила туда каждый день, а я не могу сходить хоть раз?
— Нет, — категорично отвечаю я. Я хочу топнуть, но это сильно навредит мне. Более того, я хочу обернуть ее в пузырь, где жуткие парни никогда не посмотрят и не прикоснутся к ней.
— Они оказались очень милыми.
Это вызывает во мне лишь больше подозрений.
— Кто оказался милым?
— Все! Я встретила Лолу и Кенди. С ними оказалось круто, как только они узнали, что я твоя сестра. Сначала они беспокоились о том, что Иван увидит меня, но он сказал, что я могу остаться до тех пор, пока мне нужно.
Так вот как чувствуется аневризма. Ну отлично.
— Он гангстер, Клара. Как папа.
Она задумчиво поворачивается.
— Возможно, поэтому я чувствовала себя комфортно с ним. Может быть, взросление в таких условиях, в каких взрослели мы, исказило нас или что-то вроде этого, так что теперь опасные парни кажутся для нас безопасными.
Я в шоке смотрю на нее. Откуда она знала? Мне потребовалось время, чтобы понять это. И к тому моменту было уже слишком поздно. Я уже была по уши влюблена в опасного человека. Уже влюблена в его сапоги и его щетину, и рассказы, слетающие с его уст.
Замечаю что-то на ее шее. Я узнаю это, но оно висело не на ней.
— Что это? — спрашиваю я.
Она смотрит вниз, на ее губах пляшет слабая улыбка. Ее пальцы хватают мраморный крестик, который я видела у Кипа.
— Он сказал, что это для меня. Что-то, что мой отец — мой настоящий отец — оставил, когда... Он сказал, что я могу его забрать.
Мое сердце тает от изумления в ее голосе. Конечно, она знала, что она не дочь моего отца. И Кип, должно быть, рассказал ей всю историю. Или, по крайней мере, сокращенную версию. Я рада, что теперь у Клары может быть чувство семьи, даже если оно связано с изменой и болью. По крайней мере, теперь она знает, откуда она.