Забывает Ольга, кто стоит пред ней, ноздри парусом раздувая, кричать начинает:
— Невинных? Али ослеп ты, старче? Сгубили они Игоря! По частям мне мужа прислали? Неужто простить? Аль как в учениях византийских щеку другую подставить? — Прекрасна княгиня в гневе, рыж волос, в закатном солнце, ярче пламени полыхает, да только некому оценить красоту этакую, для Велеса все дети его едины.
— Да разве ж мужи старые, твоего Игоря к кронам вязали? Ты ж супротив них зло думаешь. Да и честней будь, пред собой хотя бы, не за то ты древлянам участь такую готовишь. Власть свою кровью подкрепить пытаешься, мужам глупым доказать силясь, что достойна меч над ними удерживать.
— Не губи мое сердце, старче, не проси передумать, не смогу уже. Решено все, гонец уж отбыл, да и если б не отбыл…. Не суди, все равно Мал свое получит, даже если я опосля буду проклята. — Устало на пенек Ольга присаживается, последниу силы, что на войну с совестью дадены были, на гнев глупый истратив, не знает как дальше в ладу с собой жить, в ночи криков убитых не слыша. Еще с поры той, когда полюбовницу Игоря к плахе толкнула, сердце глупое, разуму не подчиняясь, трепыхается птицей пойманной, сны по ночам беспокойные посылая.
— Быть тому, раз ты так решила. — Кряхтя, старик подымается. — Только не дивись потом, когда зло твое к тебе и воротится. — Исчезает Велес, будто не было. И сидит Ольга в одиночестве, гадая, али был здесь только что отец леса, али совесть миражи присылает. Да только слова его, в голову кузнецким молотом вбиты. Лишь себе княгиня вдовствующая может признаться, что не за мужа мстит, а себя и детей, намерениями благими прикрываясь, спасти хочет.
(*Ольга имеет ввиду Вещего Олега, который княжил, после Рюрика, пока маленький Игорь Рюрикович не смог занять законное место. — прим. автора)
(*Принести в ладье с воды — великий знак уважения, когда послов в ладье несут к княжескому терему — прим. автора).
(* Перун — бог войны др. славян. — Прим. автора).
О том какие бани на Руси иноземцы заморские байки сказывают. Один посол византийский, к примеру, царю своему в доносе писал, что больно грязен народ русский, оттого и банькой по два раза в седмицу не брезгует. Но занятней то, что годок на Руси проведя, тот посол и сам к бане русской пристрастился. Да так, что писать о ней в докладах своих не иначе, как о благодати божей стал, что насмешкой господней не грекам набожным, а русам варварским дадена была. Уж больно по нраву мужчине старому пришлись венички дубовые, которыми его рабыни молодые охаживали, да отвары еловые, которыми те же молодки камни каленые орошали, для аромату приятного.