— Вот они, результаты демократизма, столь усердно насаждаемого некоторыми господами офицерами, — нарочито громко говорил он утром в кают-компании. — Офицер матроса, разумеется, пальцем не тронь. Как же: это аморально, деспотично и все прочее! А матрос своего командира бьет, как разбойник на большой дороге…
Офицеры угрюмо молчали, но Ильин не замечал этого.
— Вы бы поглядели, господа, — продолжал он, — на несчастного искалеченного боцмана!
— А по-моему, Герасимчуку еще мало досталось, — среди общей тишины спокойно произнес лейтенант Лосев. — Скотина преизрядная этот боцман. Недаром его матросы так ненавидят.
— Он ко мне начал было похаживать, — вмешался в разговор Терентин. — Так, мол, и так, ваше благородие: тот-то сказал такое-то слово, а вот этот — его поддерживает…
— И что же вы? — полюбопытствовал лекарь Бравин.
— А что я? — пожал плечами мичман. — Я ему вежливенько сказал: вот тебе, голубчик, бог, а вот тебе порог. И — адью!
Ильин обиженно поджал губы.
Дорош участия в разговоре не принимал, будто все это его вовсе не касалось. Ему было досадно, что председателем суда оказался именно Ильин, но он понимал, что изменить что-нибудь было не в его силах.
О, уж теперь Ильин покажет себя во всей своей красе!
С затаенной тревогой он ожидал начала суда.
Ровно в полдень на фок-мачте «Авроры» был поднят гюйс, прогремел пушечный выстрел[8] — судебное заседание открылось.
Перед столом суда Нетес стоял побледневший, но спокойный. Ремень и бескозырка с него были сняты.
Медленно, подбирая за словом слово, он начал рассказывать о том, как преследовал его в последнее время боцман Герасимчук, как угрожал расправиться, как невмоготу стало ему, Нетесу, жить на «Авроре».
— Довольно! — сорвавшись на высокой ноте, выкрикнул лейтенант Ильин. — Нас совершенно не интересуют твои… словоизлияния. Ответь только на один вопрос: признаешь ли ты себя виновным в оскорблении унтер-офицера словом и действием?
— Да. Признаю, — глухо подтвердил Ефим Нетес.
Суд приговорил Нетеса к переводу в разряд штрафованных и к списанию, по возвращении «Авроры» в базу, в штрафную роту сроком на восемь месяцев.
Егорьев рекомендовал суду заменить это наказание двухнедельным заключением Нетеса в карцер.
Дорош встретил решение суда внешне безразлично; когда шло заседание, он находился на вахте и, сменившись, молча выслушал сбивчивый, торопливый рассказ Терентина.
— Нет, я не понимаю, — горячился Терентин, — как ты, Алексей, можешь оставаться таким спокойным? Ведь это падение всех флотских устоев. Сегодня бьют боцмана, завтра таким же порядком начнут бить тебя, меня…