— Мне бы подальше от людей, — сказал Дугальд. — Я привык всегда быть один. А демоны — не помеха.
— Вам приходилось когда-нибудь с ними сталкиваться?, — Спросил егермайстер.
— Несколько раз видел живых, чаще мёртвых. Ничего интересного.
Манфред не стал спрашивать, где это происходило. Учитывая, что протекцию новому смотрителю оказал граф Фридхелм, можно было догадаться, что речь шла о герцогском дворце. Со своими обязанностями Дугальд справлялся превосходно, и всё шло замечательно, если бы не одна его причуда. В своём стремлении к одиночеству, он не знал никакой меры и, порой доходил до крайней степени. Выражалось это в том, что Дугальд запирался на верхнем этаже башни и не показывался никому на глаза в течение нескольких дней. Выманить его оттуда удавалось только с помощью письменного приказа егермайстера.
Спотыкаясь на плохо освещённой лестнице, Манфред поднялся наверх и постучал в дверь жилища Дугальда. Он не рассчитывал, что смотритель сразу же откроет, поэтому кулаков жалеть не стал.
— Дугальд, открывай! Есть срочное дело! Открывай, немедленно! Дугальд!
За то время, пока егермайстер колотил в дверь, в башню заглянули, как минимум три человека, привлечённые стуком и криками руководителя проекта "Напарник". Смотритель зверинца отозвался только после того, как к нему стали взывать сразу несколько голосов. Дверь приотворилась ровно настолько, чтобы сквозь щель между ней и косяком можно было просунуть ладонь.
— Сейчас не до новых писем, Дугальд, — начиная терять терпение, сказал Манфред. — Ты отправил в замок не того демона.
— Неправда. — Еле слышно произнёс смотритель. — Всё сделано согласно вашему приказу.
— Тогда заканчивай свои дурацкие игры и покажи мой приказ!
За дверью послышалась какая-то возня, потом сквозь щель показался листок бумаги. Егермайстер попросил, чтобы принесли факел, развернул сложенный пополам лист и первое, на что обратил внимание, была клякса, посаженная на том самом месте, где до этого стояла цифра "один". Справедливости ради, следовало отметить, что помарок в документе оказалось несколько, а если быть предельно точным, то целых шесть. Егермайстер составлял приказ второпях, поэтому не особенно следил за красотой почерка и не потрудился присыпать песком текст, чтобы чернила быстрее высохли.
По этой причине образовались пять помарок, но ни одна из них не повлияла на содержание приказа. Чего нельзя было сказать о кляксе, с лёгкостью превратившей "четырнадцать" в "четыре". Манфред внимательно посмотрел на другую, относительно линии сгиба, часть документа, и не увидел там даже слабого отпечатка той кляксы. Это говорило о том, что приказ довольно долго держали в развёрнутом виде, и клякса успела окончательно высохнуть.