– Не боись. Все обмусолили. Заметил «колючие тряпки» на деревьях и железном хламе?
– Это на холме?
– Верняк. Мочалки эти жгут как сто медуз.
– Да, – вспомнил шутку бандита, и сработал ассоциативный ряд.
– Так мы на так заложили растяжки, со смыслом. В «тряпки» этот шнырь не полезет, значит в обход. Как слышал, сработало.
– А если бы нет? – спросил я. Странно или нет, но треп помогал. Успокаивал. Чес перебрасывал сигарету, и без тюремных фишек просто беседовал. О том, что он рассказывал, можно и потом поговорить. Правда, потом наступит не для всех.
– Не умничай. Нет, так нет. Зря, что ли все на ушах, и никто не дрыхнет? Мы готовы их принять, да так, что кровушка зальет их морды, – обозлился Чес.
Я попытался примостить сумку. Мешала, зараза. Тон урки мне не понравился.
– Чего нервничаешь? Вопрос нормальный, со смыслом, – строго сказал я.
Тот чуть сигарету не проглотил. Вытащил ее, сломал и кинул в меня. Я отклонился, но куда бежать, сидя на карачках? Сигарета попала в фартовую курточку.
– Где ж ты взялся такой, с гонором как у пахана? Ты лучше провякай, что в этой ситуации мыслишь?
– Про фризов? – уточнил я.
– Нет, про тушенку на завтрак, – съязвил Чес.
Однако я чувствовал маленькую победу. Над собой и над ним. Вот уже перечить стал, притом по делу. Чес это понимал и не пошел на обострение. Хотя, ситуация изменилась. Появилось понимание, он мне в спину не станет стрелять.
– Да все просто. Я им что-то сделал плохое по жизни? Нет. Так с какого перепугу они меня убить хотят? Так что пусть получают в ответку, – высказал я все наболевшее.
Чес замолчал, прислушался к происходящему на Ферме. Кроме шума ветра никого, словно вокруг и нет десятка бандитов. Притаились. Фризы знают, что мы знаем, что они знают…
– Верняк мыслишь, Кузьма. Смотри, будет шанс, не промахнись. Тебе же повод нужен, так вот – поверь, у них душа черная, как уголь. А душар надо мочить не раздумывая, – сказал Чес и достал следующую сигарету. Нервы сдают у нашего бугра.
Наступила душная тишина. Прохладная ночь, а пот катится с меня солеными ручейками. Я провел по лбу, вытирая его, снова поправил сумку. Надо хоть мышцы размять. Я привстал, на полусогнутых ногах, сделал шаг к окну и высунул любопытную рожу.
– Да сядь ты, боевик, тля, – беззлобно ударил меня Чес.
– Ноги затекли, – объяснил я маневр.
– Это твои проблемы. Что зафиксировал?
Луна, как прожектор у нас в части, освещала Ферму. Гротескные тени от машин, забора и стопки шин струились по земле. Трава в ночное время приобрела странный вид, будто стала хищницей и под ветром колыхалась по земле.