Не знаю, как она почувствовала, что я вернулся, как нашла меня в переходах и залах дворца. Может, специально поджидала, а может, и правда случайность. Финира появилась на моем пути, бесшумно выступив из дверного проема – наверное, сидела в одном из двориков. Ее серьезное лицо и пристальный взгляд не оставляли сомнений в том, что она понимает, что делает. По крайней мере, удивления я не видел. Мысленно застонал, запнувшись, и с трудом выговорил:
– Н-нира… Н-не надо…
Голос вышел хриплым, с отчаянными нотками, а чужие чувства уже захлестнули с головой, грозя поглотить крошечный осколок моего собственного сознания. Им нужна была вот эта хрупкая светловолосая девочка, именно она и никто больше. Финира же лишь шагнула вперед, словно не услышав меня, и молча протянула руки, глядя прямо в глаза. Это оказалось последней каплей, и я, судорожно вздохнув, в несколько шагов приблизился к ней, подхватил на руки и закрыл рот жадным поцелуем. По телу прокатилась волна жара, татуировка отозвалась горячей вспышкой, а уж когда Нира с готовностью обняла меня, отвечая, прильнув ближе, я перестал контролировать себя, отпустив на волю то, что превращало кости в мягкий воск и требовало выхода. И почему-то передать это ей, Финире, казалось сейчас единственно правильным, ведь она не оттолкнет, не скривится после всего и не отвернется равнодушно к стене. То, что моя магия отозвалась, а чужое внутри потянулось к Нире, сыграло решающую роль, и я стремительно направился к спальне, не отрываясь от мягких, податливых губ.
Когда мы наконец добрались до комнаты и я поставил Финиру на пол, она отстранилась лишь на секунду, одарив быстрой улыбкой и умудрившись одним движением избавиться от платья. Не знаю, возможно, Нира и это продумала, дожидаясь меня, маленькая хитрюга, тем более что под ним у нее ничего не оказалось. Она снова приникла ко мне, подставляясь под мои лихорадочные прикосновения, запустила горячие ладошки под рубашку – момент, когда форменная куртка оказалась на полу, тоже прошел мимо моего сознания. Я целовал глаза, брови, нос, снова приоткрытые, мягкие губы, наслаждаясь каждым прикосновением, и уже не мог сказать, где мои чувства, а где – чужие. Все перемешалось… Нежность – со страстью, нетерпение – с мучительным желанием растянуть это сладкое предвкушение удовольствия. Искренность, с которой Нира отвечала, ее покорность и одновременно настойчивость в ответных ласках опьяняли, кружили голову и наполняли звенящим восторгом, медленно, но верно вытеснявшим то чужое, что мешало наслаждаться происходящим.