– Приехали, – обратился я к Финире, спрыгнул на землю и протянул ей руки, помогая спешиться.
Девушка послушно скользнула в мои объятия, покосилась на вывеску над галереей, на несколько картин, стоявших на витрине.
– А что здесь? – спросила она, и, хотя ее голос звучал по-прежнему ровно и бесстрастно, несомненный интерес к происходящему меня очень обрадовал.
Пусть она сама еще этого не осознает, но Финира начала спрашивать, а не молча принимать то, что я предлагал; значит, совсем безразличной она уже не оставалась.
– Здесь живет и работает один мой очень хороший друг, – пояснил я, взяв ее за руку и переступив порог галереи. – Я хочу показать тебе его работы.
Как всегда, у Ирбета было многолюдно и шумно – судя по картинам на стенах, тут проходила очередная выставка кого-то из его коллег. Самого хозяина я нашел быстро: он стоял в окружении гостей, держа бокал в руке, широко улыбаясь, и что-то быстро говорил. Его синие глаза ярко блестели, темные, с оттенком чернил волосы торчали в художественном беспорядке, одет он был просто и удобно: широкая рубашка с коротким рукавом навыпуск и свободные льняные штаны. Крепко сжимая ладонь Финиры, я протолкался сквозь толпу гостей и остановился рядом с Ирбетом, с улыбкой протянув ему руку и поздоровавшись:
– Привет.
– О, Ал! – радостно откликнулся художник, энергично ответив на рукопожатие. – Давно не заходил, старик! – Его взгляд переместился на молчаливую Финиру, и на лице Ирбета вдруг промелькнуло странное выражение, а потом оно стало задумчивым. – Познакомишь? – чуть тише спросил он, внимательно рассматривая мою спутницу.
– Финира, моя гостья, – коротко представил я девушку. – Хотел показать ей твои картины, не возражаешь?
– Да пусть смотрит. – Ирбет пожал плечами и махнул рукой. – Они в другом зале, здесь работы одного моего знакомого.
Я повернулся к Нире.
– Погуляешь тут сама? Если что-то из картин понравится, можем взять, – предложил я: мне стало интересно, как отреагирует девушка на увиденное.
– Хорошо, Аллард. – Она кивнула, ничуть не напуганная перспективой одной гулять среди множества незнакомых людей.
Страха, что она что-то с ними сделает, я не испытывал. Бездушные лишь подчинялись приказам Собирателя, приходили к назначенной им же жертве и никогда не охотились сами по себе. Я верил, что Финира никому не сделает плохого. Проводив ее глазами, я повернулся к Ирбету и поймал его взгляд.
– Что с ней, Ал? – спросил он и увлек меня к стойке в глубине первого зала, где стояли на выбор различные бутылки и стаканы с бокалами. – Она… странная, – чуть замявшись, продолжил он и плеснул мне в чистую посуду нечто ярко-синего цвета – пахло оно приятно, и я взял угощение. – В ней как будто потухла жизнь, – протянул Ирбет задумчиво, и я снова поразился способности друга видеть суть. – А ведь раньше она умела и смеяться, и улыбаться, и радоваться… – пробормотал он совсем тихо, глядя вслед Финире – она ушла во второй зал, где было поменьше народу и висели работы самого художника.