До ярмарки мы ехали молча. Притихшая Финира прижималась ко мне, и я чувствовал, как она напряжена, но заговаривать с ней не торопился. Время от времени моя ладонь поглаживала ее плечо, так и тянуло коснуться губами светловолосой макушки, однако я сдерживал собственные порывы. Нире нужно осмыслить случившееся, осознать до конца, и, возможно, она вспомнит что-то еще. Раз процесс пошел, значит, все поправимо, Любовь права: чувства вернутся к Бездушной.
– Я любила брата, – вдруг раздался тихий голос Финиры. – Он… хороший был, – чуть запнувшись, добавила она.
На языке вертелся вопрос, почему же тогда он ее предал, за что его убили, но я промолчал. Закралась мысль, что все было не так просто, особенно памятуя о дневниках Собирателя, и уверен, ситуацию грамотно подстроили именно для того, чтобы заполучить Финиру. И я все-таки поцеловал светлую макушку, чуть прижав девушку к себе. В груди шевелилась нежность к Нире, и назвать ее Бездушной уже язык не поворачивался. Она ведь плакала, а те, у кого нет души, плакать не умеют.
– Мы тоже на ярмарку ходили, – снова заговорила Финира, почти пробормотав под нос. – Там было весело…
Пусть бы она вспоминала только хорошее, а все плохое, что с ней было, ушло. Но, увы, я не властен над человеческой памятью.
– Здесь тоже будет весело, – заверил я Финиру.
Ярмарка располагалась на большом поле рядом с городом: пестрели разноцветные шатры, стояли лотки с разнообразными товарами. Шум и гомон жителей, звонкий смех, выкрики зазывал – все сливалось в замысловатую какофонию, удивительную музыку ярмарки. Раздавалась музыка из одного конца, с другого доносился визг катавшихся на каруселях и гигантских качелях, управлявшихся магией. В общем, как я и говорил Финире, тут было весело. И, что очень радовало, на меня здесь не косились, как на прокаженного, в первую очередь еще и потому, что я выглядел как обычный житель, а татуировку прикрывали высокий воротник рубашки и распущенные волосы – я не стал убирать их в хвост. Оставив вирессу в конюшне при входе на ярмарку, я крепко взял Финиру за руку, и мы пошли бродить между палатками.
Девушка вертела головой по сторонам, и, хотя лицо все так же оставалось бесстрастным, глаза больше не отливали холодом, как бездушные стекляшки. Они блестели, ресницы подрагивали, а пальцы то и дело сжимали мою ладонь. И еще почему-то мое внимание привлек ее приоткрытый рот. Как будто от любопытства, как у маленьких детей. Я широко улыбнулся и послушно шел туда, куда она меня тянула, никак не подсказывая, куда идти и что смотреть. Финира сначала рассматривала стеклянные безделушки на одном лотке, потом тонкое кружево и многочисленные салфетки и скатерти, красиво разложенные на другом, а дальше мы просто шли и глазели. Ну, точнее, глазела Нира, а я любовался ею. Не могу сказать, что именно, но что-то неуловимо изменилось в ней, добавилось чуть-чуть живости, и такие перемены несказанно радовали. Повинуясь внутреннему чутью, я остановился около одного из лотков со сладостями и купил Нире большой леденец на палочке в форме причудливого животного.