— Думаю, славно, если вы побудете на ферме хотя бы несколько часов — мой сынишка вам очень обрадуется, — обронил Дед Барни, слегка задыхаясь. — Здесь чертовски тихо и спокойно — даже мобильная связь добивает через раз, об интернете и речи нет — а он, можно сказать, больше городской тип.
Я все не могла отвести взгляд от черного лимузина. Он был абсолютно неуместен здесь, в этой тихой деревенской глуши, но, что еще хуже, он что-то мне напоминал, что-то совсем недавнее, близкое… и очень-очень плохое.
Я бросила взгляд на Малышку. Она переставляла ноги механически, будто кукла. На веснушчатом лице был ужас.
Гением быть легко. Ты просто дверной проем, сквозь который льется ослепительный инопланетный свет. Гораздо хуже, когда ты просто очередная наивная дурочка, и понимание просачивается в тебя по капле, словно через неплотно прикрученный кран.
Я прочистила горло — во рту появился странный кислый привкус. Это просто висело в воздухе. Ожидание. Напряжение. Понимание того, что мы проиграли. После всех этих усилий и мелких удач — проиграли.
— Как… как вас зовут?
Дед прищурился.
— А я ведь говорил. Память подводит, а? Барни. Просто Барни. Но в этих местах я в основном известен как Олд Барн Прескотт.
Что если бы я отказалась играть по правилам? Петь в унисон, идти в ногу, соответствовать отлаженной системе? Поломала бы все планы, спутала все карты, откатилась до заводских настроек? Сделала ход конем. Как бы тогда поступили люди, привыкшие, что все идет по их схемам, что все всегда понятно, удобно, предсказуемо? Сумели бы адаптироваться, проявить тактическое мастерство — или продолжили бы гнуть свою линию?
Не знаю. Вся жизнь убеждала в том, что система громадна и непоколебима, и воевать против нее не то, чтобы безнадежно, а бессмысленно — какой ущерб бетонному зданию нанесет бьющийся о его фундамент муравей? А значит, проще смириться, пойти на уступки, уединиться в крохотном отнорке своего муравейника. Убедить себя, что это единственно разумный выбор. Стать как все и не отсвечивать.
И в чем-то эти рассуждения правы, конечно. Можно сделать и так. Но не только. Можно еще мечтать. Мечтать о том, что пускай не сейчас, но когда-нибудь у тебя будет достаточно сил, чтобы все изменить.
И хватит злобы и решимости это сделать.
На крыльцо из дома, скрипнув застекленной дверью, вышел человек. С виду едва за сорок, но выглядит моложаво. Деловая прическа, очки, костюм. Типичный банкир, если бы не изможденное небритое лицо и красные глаза. Да и галстук повязан небрежно, словно осточертевшая, но непременная обязанность.