Захожу в Фейсбук. Чертова туча девиц написала «Я люблю Джонни!» на его стене. Скукота.
Два огромных мешка с почтой укоризненно глядят на меня все эти дни. Знаю, что должна разобрать письма фанатов вместо того, чтобы валять дурака в Сети, но это ужасно затягивает. Неохотно закрываю окно на компьютере и тянусь к стопке писем. Распечатываю первый конверт и вынимаю простой белый лист, исписанный черными каракулями.
Дорогой мистер Джефферсон, я ваш горячий поклонник.
Ага, ага, это мы уже проходили.
Я слушаю вашу музыку по радио с двадцати лет. Сейчас мне, как и вам, уже стукнуло тридцать. Уверен, что вы напишете еще много хороших песен. Но я, к сожалению, их не услышу. Я умираю от рака.
Ох!
Единственное, что могло бы по-настоящему осчастливить меня на смертном ложе, это встреча с вами и ваше рукопожатие...
Хрипло вздыхаю.
— Все нормально? — глядит на меня Кристиан поверх монитора.
— А? Да. Просто ужасное письмо от фаната. Он умирает от рака и хочет встретиться с Джонни.
К моему удивлению, Кристиан возводит глаза к потолку.
— Что такое? Думаешь, он лжет? — спрашиваю я.
— Нет. То есть, возможно, он действительно болен. Но тебе известно, сколько подобных писем получает Джонни? — Качаю головой. — Сотни. Если не тысячи. Он не может встречаться с каждым, кто ему пишет.
— Верно, — соглашаюсь я. — Так что же мне делать? Показать это письмо Джонни?
— Я не стал бы, — отвечает Кристиан. — Отложил бы его в сторонку и проверил остальную почту, а потом бы уже решил, как быть. Наверняка наберется несколько писем, которые следует ему показать, но ты не можешь показывать ему все послания. Иначе он точно рехнется.
Как бы чудовищно это ни звучало, но я знаю, что Кристиан прав. Открываю новый конверт, а мой напарник снова принимается за работу.
Утро тянется медленно. Роза снабжает нас кофе и свежеиспеченным печеньем с арахисовым маслом, а Джонни все нет и нет.
— Вдруг он все же вернулся ночью домой? — наконец спрашиваю я.
— Все может быть, — отзывается Кристиан. Потом все-таки уступает своему любопытству и моему беспокойству, отодвигает стул и встает. — Ладно, пойду проверю.
Спустя пару минут он возвращается:
— Сейчас спустится.
Через десять минут сонный и обнаженный по пояс Джонни, спотыкаясь, входит в кабинет и плюхается в кресло. На глазах у него темные очки.
— Хорошо провел время? — интересуюсь я, сияя улыбкой, и стараюсь смотреть ему в лицо, а не на грудь. Но это не так-то просто.
— Я мало что помню, поэтому, видимо, хорошо. Ты такой слабак, — сообщает он Кристиану.
— Отвали, — говорит тот, продолжая печатать.