Данилюка поначалу прикрепили к бывалому инспектору. Хмурому, неразговорчивому дядьке, который тянул эту лямку уже семьдесят лет. Со своим стажером он почти не общался — просто давал скупые инструкции.
— Игнат, — коротко представился он при знакомстве.
Фамилию и отчество не назвал. Но из отдельных его реплик Данилюк уяснил, что при жизни Игнат был старшим политруком. Погиб в 1941, под Москвой. Атеист, но крещеный, он попал в Чистилище и довольно скоро стал заниматься тем же, чем и на Земле.
В первый день стажировки Игнат молча вел Данилюка по внешним кругам, пока они не подошли к двери. Самой обычной двери, но стоящей посреди крохотного островка, ведущей из ниоткуда в никуда.
— Заходи, — велел Игнат.
За дверью оказалась комната. Тоже самая обычная, типовая. Со старенькой мебелью, ковром на стене. В углу стоял накрытый салфеткой телевизор.
А в центре, за столом, сидели люди. Целая группа людей — старые, молодые, даже дети. Они улыбались, беседовали, пили чай, не обращая внимания на вошедших. Игнат молча стоял в дверях и смотрел на них, Данилюк ожидал распоряжений.
— Присмотрись, — сказал вдруг Игнат. — Что видишь?
Данилюк присмотрелся. Сначала ему казалось, что он видит обычных людей… не живых, понятно, духов. Живых в Чистилище быть не может.
Но обычными духами они тоже быть не могут. Это внешние круги. Такая мирная семейная картина здесь неестественна.
Что же не так?
И тут Данилюк заметил. Один человек в группе отличался от остальных. Тот, что в самом центре — немолодой, бледный, единственный сидящий молча. Остальные выглядели такими живыми, такими настоящими… но именно что только выглядели.
Они не духи, понял Данилюк. Не настоящие духи. Просто астральные тени, сгустки эфира, которым чье-то воображение придало такой облик. Как все те воображаемые предметы, что легко можно творить в загробных мирах. Как смартфон, жвачка и темные очки Данилюка.
Только при этом выглядящие людьми.
А вот этот бледный — он настоящий. Такой же, как сам Данилюк.
Неопытный глаз не заметил бы разницы. Внешне они ничем не отличались. Но было что-то такое неявное, неощутимое… Данилюк не мог толком сказать, что именно. Наверное, так опытный музыкант чувствует фальшивую ноту в казалось бы стройном произведении.
Об этом он негромко сказал Игнату. Тот подтвердил его догадку, подошел к столу, положил бледному руку на плечо и заговорил с ним. Неспешно и вдумчиво он объяснял несчастному, что тот мертв. Что он не у себя дома, а в загробном мире, преддверии Лимбо. Что вокруг не его родные, а просто миражи, рожденные его подсознанием.