— Да какого еще человека?! — заорал таксист, вернув наконец дар речи. — Это стопхамовец был! Их сам бог велел сбивать!
Дьяволица нахмурилась и принялась перешептываться с чертиком. Порывшись в каких-то бумагах, она сухо сказала:
— У вас неверные сведения. Бог такого не велел.
— Может, это в последнем циркуляре было? — неуверенно предположил чертик. — Я его еще не читал.
— Уточним. Если было — зачтем как исполнение божьей воли.
Заседатель издал гуркочущий звук и кивнул дьяволице, приказывая продолжать. Та взяла другой лист и забубнила:
— Также из праведных поступков. Дважды поделился с братом мороженым и один раз — шоколадкой. Один раз по собственной инициативе вымыл посуду и не похвастался. Четырежды подавал милостыню нищим, в общем счете на сумму восемнадцать рублей сорок две копейки…
Заседание тянулось долго и было ужасно нудным. Черти не торопились. Скрупулезно разбирали каждый чих, каждый шаг подсудимого. И дела его были явно плохи — серьезных-то преступлений он не совершал, но мелких гадостей и подлостей наделал целую гору.
В то же время хорошего от него мир видел ой как немного…
Наконец бесконечное перечисление подошло к концу. Заседатель плямкнул жирными губами, закатил глаза и медленно прогудел:
— Зла сотворил… на семьдесят шесть лет ада. Добра сотворил… на пять лет снисхождения. Страданий перенес… на три года снисхождения. Итого… шестьдесят восемь лет и один месяц…
— Чо так много-то?! — истошно взвыл таксист.
— …с отбыванием в Третьем Круге с правом через двадцать четыре года перейти во Второй. Нет ли возражений?
Бесцветный дух в углу чуть заметно мотнул головой.
— А если бы добра было больше, чем зла? — шепнул Данилюк Стефании.
— Тогда бы отправили наверх.
— В Рай?
— Щас, разбежался. К вам, в Чистилище. Проверять на грехи помыслов.
— О как… а страдания тут при чем?
— Ну если ты при жизни уже страдал как-нибудь — от болезней там или еще от чего, то это тоже в зачет идет, — объяснила Стефания.
— То есть если я простудился — это наказание свыше, что ли?
— Если ты простудился — это потому что без шапки зимой ходил. Но в зачет идет.
Пока они шептались, заседатель закончил назначать наказание таксисту и вызвал следующую подсудимую. Волынцеву Екатерину Ефимовну, семидесяти одного года, русскую, железнодорожную проводницу на пенсии. Снова потянулось монотонное зачитывание скверных и добрых поступков, но закончилось оно быстрее, чем у таксиста. Проводница оказалась бабкой несимпатичной, мелких грехов сотворила изрядно — брала взятки, подворовывала, тиранила мужа, обижала дочь… но итог был все же менее плачевен.