— Зла сотворила… на сорок шесть лет ада, — прогудел наконец заседатель. — Добра сотворила… на шестнадцать лет снисхождения. Страданий перенесла… на десять лет снисхождения. Итого… двадцать лет и три месяца с отбыванием во Втором Круге и правом через девять лет перейти в Первый. Нет ли возражений?
— Есть, есть!.. — завопила проводница, бросаясь к трибуне. — Гражданин судья, как же так?! За что же?! Я же покаялась!
— Кому? — уставил на нее чугунный взгляд заседатель.
— Батюшке! Перед смертью! Вот, вот, они свидетели! — ткнула проводница пальцем в Данилюка и Стефанию. — Вот эти двое — были там, все видели!
— Она прошла обряд соборования, — подтвердила Стефания.
— Да, у нас есть об этом запись, — подтвердила и дьяволица. — Вот здесь, в самом конце.
— Понятно, понятно… — сложил ручищи на груди заседатель. — Раскаялась ли она в своих грехах?
— Сказала, что раскаялась.
— Раскаялась ли на самом деле?
— Нет.
— В таком случае еще и грех лицемерия, — довольно сказал заседатель. — Еще три года сверху.
От воплей обманутой в ожиданиях бабки заложило уши. Приставы подхватили ее под руки и поволокли прочь. Следующие девять лет ей предстояло провести в адском поезде — на боковой полке возле туалета.
— Надо же как, — проводил ее взглядом Данилюк. — А я слышал, что покаяние у христиан все… э-э… списывает.
— Ну да, как же, — фыркнула Стефания. — Это была бы [цензура] брешь в системе. Сам прикинь.
— То есть это вообще не работает?
— Ну… у нее — нет. У нее это был просто способ самооправдаться.
— В смысле?
— Ну в смысле… Люди же ведь на самом деле не любят чувствовать себя подлецами. Неприятно это. Стыдно как-то. Есть, конечно, такие, у кого совесть атрофирована начисто, но это клинические случаи. А большинству таки не нравится, когда на душе висит что-нибудь эдакое. А как от этого груза избавиться?
— Ну… не совершать подлостей? — предположил Данилюк. — А если все-таки совершил — попытаться как-то исправить?
— Это проще всего. Но люди не ходят простыми путями. Поэтому они предпочитают творить всякое говно, а потом как-нибудь усыплять совесть. Придумывать себе оправдания, аргументы в свою пользу… удивишься, какую иногда сложную философию выстраивают, чтобы просто оправдать собственную гнильцу. Ну а некоторые предпочитают как-нибудь откупаться. Мол, говно-то я сделал, но я вот сейчас свечку поставлю, храму денежку пожертвую — и вроде как все, снова чистенький.
— Но это не работает… — повторил Данилюк.
— Работает, но не так, как некоторые это представляют, — уточнила Стефания. — Раскаяние не отменяет грех, а только смягчает его. Списывает часть наказания. И только в том случае, если раскаялся искренне. Не из страха перед Адом, а искренне пожалел о том, что натворил. Осознал, что это было неправильно. А если просто типа извинился — тебе еще и сверху добавят, чтоб не пытался [цензура] систему. У нас тут таких хитрожопых не любят.