– Зверей и птиц в полях, принц. Серия Вихрь ценилась именно за бесшумность и за то, что в полёте практически не использовалось освещение, гравилёт шёл по приборам.
– У меня определённо пробелы в знаниях. Я отметил лишь быстроту и эргономичность.
Они встретились возле подъёмника к кабине, разом повернулись друг к другу…
Винтари мог поклясться, что первому эта идея пришла ему, но так же он мог бы поклясться, что Дэвид идеально прочёл её и поддержал.
В самом деле, почему бы нет? Преступления в этом нет – они не проникали сюда незаконно, доступ открыт, учебные полёты на гравилётах приходящими сюда учениками совершаются… Правда, под присмотром наставников… Но что ж поделаешь, если наставников сейчас здесь нет?
Принципы управления, конечно, в теории, знали оба. Самое сложное было выкатить аппарат из ангара – старт необходимо производить на открытом месте. Завести двигатель оказалось не проблема – он запускался механически, с более поздними моделями Винтари уже не был бы так уверен, они частично управлялись движением руки и голосовыми командами, и могли не отреагировать на инопланетную ДНК.
Вдвоём они произвели поверку приборов, рассчитали курс… Планировалось на небольшой высоте сделать пару кругов вокруг полигона – ровная открытая поверхность, ни холмов, ни оврагов, никаких сложностей возникнуть не должно. По правде, единственное, чего им приходило в голову бояться – это что-то повредить, первое время в кабине они боялись лишний раз пошевелиться.
Гравилёт шёл ровно – и, святая правда, совершенно бесшумно, и только успокоившись наконец, Винтари понял, какой всё-таки нешуточный его бил мандраж. И как же он при этом был счастлив… Такое дикое детское счастье, какое бывало, когда удавалась какая-нибудь грандиозная шалость… Невольно он начал вспоминать, постепенно вслух.
Когда ему было чуть больше, чем сейчас Дэвиду, он гостил у своей тёти Дилии, и они с троюродными братьями, несмотря на запрет взрослых, ночью забрались в давно закрытое крыло замка, зажгли свечи и всю ночь рассказывали друг другу страшные истории – благо, кормили ими няньки в изобилии, на всю ночь хватило. Было жутко, казалось, что из-за обветшалых портьер за ними кто-то наблюдает, что с потемневших портретов недобро смотрят коварные отравители и мрачные ревнивцы, предательски зарезанные ночью в постели и отправленные на плаху по ложному доносу, что где-то совсем рядом в коридоре шуршит платьем сумасшедшая дочь лорда Морака, которую держали взаперти двадцать лет, пока однажды она не убежала и не утопилась ночью в том самом пруду, что прямо под этими окнами, а в стене тихо скребётся вмурованный скелет неверной жены лорда Акаро… Пятна грибка на стенах казались пятнами крови, от скудного света казалось, что тяжёлые капли медленно текут вниз… Наутро предстоял важный приём в честь двадцать пятой годовщины жалования дяде Варагии орденской ленты и позволения стоять во время приёмов в императорском зале возле третьей колонны вместо восьмой, неисчислимая толпа гостей, нескончаемый поток речей… приходилось мужественно держаться, чтоб не заснуть прямо стоя. Дядя и тётя долго ворчали на тему ветреной молодёжи, не осознающей важности момента, а молодёжи хотелось одного – дойти до кровати… Спустя годы, кстати, Акино проболтался о той их ночной вылазке… но родители не поверили, считая его трусоватым для такого. Да и времени много прошло, никто не хотел разбираться.