– Принц, как хорошо, что вы подошли – не смените ли меня? В моём возрасте против молодой энергии – дело безнадёжное.
– Признаться, я не умею, - покачал головой Винтари, вертя в руках орудие для отбивания мячей, - я никогда не играл в эту игру.
– Правила совсем простые, - подбежал Дэвид, явно обрадовавшийся свежей крови, - я объясню. Если, конечно, вы не будете против. Отцу и правда хорошо бы уже пойти отдохнуть перед приёмом послов, я совсем его замучил.
– Нет, я не против, я охотно сыграю в эту игру. Если, конечно, вы меня научите…
Чувствуя, что Винтари снова начал пытаться подобрать какой-то титул, мальчишка рассмеялся:
– Просто Дэвид. Пышные звания мне пока рановато. Эта игра, принц, называется бадминтон. Суть состоит в том…
Шеридан-старший пожал Винтари руку, потрепал по голове сына и поспешил к дому.
– Ракетку держат вот так! – широкие ладони Винтари почему-то никак не хотели облегать рукоять так же легко, как узкие ладошки Дэвида, но у Шеридана же как-то получалось, и Винтари не сдавался, - подача…
Конечно, ждать сразу каких-то феноменальных успехов было б странно. Подачи Дэвида Винтари отбивал через раз, но и когда отбивал – посылал мяч высоко в небо или в окрестные кусты, где то ему, то Дэвиду его потом приходилось, иногда очень долго, разыскивать.
Костюм, конечно, проверки в полевых условиях не выдержал. Винтари решил, что для повседневной жизни ему нужно что-то более простое и удобное.
Впрочем, в основном мысли его были далеки и от игры, и от проблем гардероба тоже. Видимо, физическая активность так стимулировала работу мозга, что именно сейчас ему пришла охота проанализировать накопившийся пласт мыслей и ощущений.
Он размышлял, почему его так впечатлил образ Шеридана в домашней серой футболке и перепачканных землёй и травяной зеленью брюках, встрёпанного, вспотевшего, смеющегося. Нельзя было сказать, чтоб он увидел в этот момент какое-то новое и неожиданное лицо Шеридана. Для него привычным и нормальным было, что известные, облечённые властью люди имеют множество масок-лиц, он знал эти парадные маски пышных приёмов, парадов и балов, и имел некоторое представление о личинах закулисных – он видел мертвецки пьяного Лондо, едва не падающего с трона, и хихикающих придворных, тискающих по укромным уголкам дам. Но всё это было не про Шеридана. Нельзя было сказать, чтоб это был какой-то другой Шеридан, нет, как раз дело в том, что был он один и тот же и там, на корабле и на «Вавилоне», и здесь, в своей резиденции, и Винтари вновь размышлял, как ему это удаётся. Либо этот человек врёт виртуозно, подумал он тогда, либо, что совершенно невероятно, не врёт вовсе. Между их расами, особенно в отношении к власти, политике, дипломатии, всё же очень много общего. Они подчиняются одним и тем же законам, и в целом между видными деятелями Центавра и Земли различия заметнее биологические, нежели психологические. Но Шеридан, при своей простоте, не укладывался в простые схемы. На Центавре о нём одни говорили, как о недалёком простеце-солдафоне, которого занесло в политику волей случая, по ошибке, другие – как об очень хитром и расчётливом интригане, сумевшем взлететь на гребне волны истории.