— Света, сбегай к Матвею, позови к нам на рюмочку, — попросил отец, — не, подожди, лучше ты сходи, мать, сама, позови обоих, как-то неудобно одного приглашать. — Нина ушла, а он продолжил: — Хорошо, что мы трактор отремонтировали, сейчас бы пришлось в поселок идти на поклон, ждать — приедет, не приедет, когда соизволит. Плохо, когда от кого-то зависишь, терпеть этого не могу, но приходилось, что поделать. Матвею дров тоже привезем, а другим я ничем не обязан. Как ты считаешь, Борис?
— Правильно, отец, поддерживаю. Конечно, жалко видеть, как люди маются, брошенные государством, но и нам не разорваться. Немощным умереть не дадим, совесть не позволит, поможем дровами. Есть такие в деревне, отец?
— Не, пока нет, — ответил он.
— Глава поселковой администрации помогает хоть чем-то? — продолжал спрашивать Борис.
— Что ты, о чем? — Андрей рассмеялся, — они только перед выборами появляются, несколько человек сразу. Наобещают кучу и больше их не увидеть. Ни разу меж выборами никто не приезжал. Из начальства лишь участковый заезжал за самогонкой к Зинке и все, теперь и ее нету. Ладно, еще наша Михайловка, народ не совсем состарился и себя обслуживает. Автолавка все-таки приезжает летом раз в десять дней, если дождя нет. А дальше от нас в десяти верстах деревня — там один житель остался и то баба. Туда вообще никто не ездит и урну для голосования не возят — чего из-за одного голоса таскаться. Баба еще крепкая, охотится сама, рыбачит, огород садит, копает лопатой. Два раза в год за пенсией в район ходит сорок верст пешком. Пенсию получит, купит мешок соли и муки, из одежонки чего-нибудь и нанимает машину или мотоцикл, чтоб привезти. Отдает тысячу с пенсии. В районе особо самогонкой не берут, предпочитают деньгами. Так и живет одна, умрет и похоронить некому, через год найдут, не раньше, а то и через два. Кому мы нужны? Ей даже электричество обрезали. Сказали, что не рентабельно.
Михайлов ужаснулся услышанному. Каменный век какой-то. Подошел дед Матвей с Валентиной, сели за стол.
— Дак ты, Андрей про Василису, что ли рассказывал? Жуткая жизнь, страшная.
Мужики выпили по полстакана. Матвей закусывал и продолжал говорить:
— Была когда-то Грязновка большой деревней, но далеко от района, уехали все, осталась одна Василиса. Там родители ее лежат, муж и дети. Мужа медведь задрал, потом дети заболели. Пошла она пешком в райцентр за сорок верст, там ее пожалели, машину с фельдшером отправили, но поздно уже было. Так и живет одна, замаливает свои грехи. А в чем ее грех — дак… не понимаю я? Предлагали переселиться, а куда? Это на бумаге у начальства все хорошо, а на деле-то жилья нет, куда переедешь? Дак ты, типа, переселись, а жилье потом предоставим. Не смешно? Ей в канаве жить что ли, пусть и первое время, как утверждает начальство? Зря ты, Андрей, этот разговор завел, страшно элементарно.