О чрезмерной любви Клюева к темному пиву Таня знала. Ковыряя вилкой салат, она вполуха слушала соседку, а ее мстительное воображение, не скупясь на подробности, рисовало образ вконец отяжелевшего от пива боксера, которому иного пути не оставалось, как только переквалифицироваться в борцы сумо.
Между тем Ирочка продолжала свой рассказ:
-- У "Приморской" он снова увидел "тойоту", Глеб останавливался там, чтобы купить цветы. По этому поводу Никита очень ехидно заметил, что, как правило, в одиннадцать вечера букеты покупают не для собственной мамы. -- Тут Ирочка не удержалась от завистливого вздоха.
Таня ей даже посочувствовала. Похоже, из соображений конспирации Захаров никогда не дарил бедняжке цветов.
-- Я ему, правда, ответила, что для собственной жены букеты покупают в любое время... -- Ирочка передернула плечиками и развела руками. -- А что еще я могла сказать? Но Никита только отмахнулся и заявил, что в данном случае это не имеет никакого значения, поскольку ты сама говорила ему... сказала ему... что ты лесбиянка, -- выпалила Ирочка и в замешательстве уставилась на Таню.
Таня тоже была в замешательстве. Выходит, соседка все-таки поверила Клюеву, она просто не хотела, чтобы муж ее тоже ему поверил. О том, как чета Булыгиных восприняла Никитино разоблачение, Ирочка ни словом не обмолвилась. Вероятно, из деликатности. Однако ее упущение без труда восполнило Танино разыгравшееся воображение. Больше всего порожденное им видение напоминало финал бессмертной комедии Гоголя "Ревизор". Так ли это было на самом деле, принципиального значения для Тани не имело. Что же касается клюевских откровений, то он, черт возьми, сказал чистую правду: об этом она ему говорила сама! То есть нет, не говорила, а только подтвердила, но, по существу, эти нюансы ничего не меняют.
А дело было так.
Однажды в канун Нового года Танина подруга Ксюша, открыв бар в дедушкином кабинете, рядом с бутылкой коньяка, за которым, собственно, ее и послали, обнаружила весьма занятную книгу, которую никогда раньше не видела. Книги вообще заполняли практически все свободное пространство кабинета, не занятое огромными, от пола до потолка, шкафами, в которых тоже, естественно, были книги. Таким образом, временно пустовавшее местечко в баре было ничем не хуже любого другого. Лежавшая там книга сразу же привлекла Ксюшино внимание. Не столько своим называнием "Русский народ, его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия", собранные М. Забылиным, сколько своим почтенным возрастом. Изданная в Москве книгопродавцем М. Березиным, она датировалась 1880 годом*./*Данная книга, безусловно, представляет интерес не только для героев данного романа, однако достать издание 1880 года весьма затруднительно. Гораздо доступнее его репринтное воспроизведение 1990 года, которое вышло в свет сто десять лет спустя тоже в Москве./