— Ну, не вам же волноваться по поводу холестерина.
— Мне никогда не нравились дары моря, — пробормотал Хэйворд.
— Ну, откройте ротик. Шире.
Хэйворд отпрянул, как Квазимодо в той сцене у позорного столба, когда Эсмеральда попыталась дать ему воды. Но, несмотря на это, Мэгги искусно пробилась сквозь оборону Хэйворда и положила жирный лакомый кусочек ему в рот.
— Хороший мальчик, — сказала она.
Чувство неловкости, которое испытывал Хэйворд, взволновало ее. Его лицо стало зеленым, как старая медь. Как будто Мэгги специально хотела придать ему антикварный вид. Хэйворд еще раза три пережевал эту устрицу, прежде чем проглотил ее. Так, наверное, можно жевать только компрометирующую бумагу, когда с обыском нагрянут агенты ФБР. Последовавшая за этим улыбка была тусклой и неубедительной. Но тут Мэгги поймала на себе взгляд Гвидо Паскулини, хранителя средневековой коллекции музея Метрополитен. Она предложила Хэйворду попробовать эмпанадас с мясом кабана и упорхнула.
Слушая рассуждения Паскулини о рождественских традициях веронцев, Мэгги удалось взглядом выследить Кеннета на другом конце танцевального зала у большого камина. Он и Чарли Дакворт, его коллега по «Троп и Крават», стояли по обе стороны молодой женщины, имени которой она не знала. Стройная, длинношеяя штучка, она была по-лебединому бледна в своем черном платье без бретелек (от Унгаро?).
Тут и произошло то, что вызвало в ней тревожное беспокойство. Мэгги показалось, что она заметила, как Кеннет шлепнул девушку по заду. Было ли это на самом деле? — задавала она вопрос самой себе. Паскулини продолжал трещать. Он рассказывал ей что-то о маленьких пирожных с орехами и о шествии по улицам. Сделал ли Кеннет то, что ей показалось? Трудно было понять это наверняка, поскольку в следующий момент группа гостей, медленно проплывая мимо, закрыла вид, и дальнейшее наблюдение стало невозможным Нет, решительно сказала себе Мэгги, ничего такого не было. Это была какая-то игра света и обман зрения. Решив проблему подобным образом, она взяла бокал шампанского у проходившего мимо нее официанта.
Мэгги подавила в себе желание сходить на кухню до того, как будет подан ужин. Ничто так не прибавило бы Нине уверенности в себе, как передача ей полной ответственности без вмешательства босса. Когда пища стала прибывать, она поступала на буфетные столы прямо с пылу с жару, каждая тарелка, миска, судок, чашка и поднос были безупречно гарнированы, пар завитками поднимался к верхним балкам. За стол рядом с Мэгги и Кеннетом сел ведущий компании «Пи-би-си» Джим Нилон со своей женой, Дори Дин, редактором раздела «Образ жизни» вторничного номера газеты «Нью-Йорк таймс»; Генри Крават, единственный оставшийся в живых основатель «Троп и Крават» со своей женой Бетси; Гарольд Хэмиш, редактор Мэгги; Джойс Мангер, жестокий литературный агент, но очаровательная женщина (известная в этом бизнесе под кличкой Белый Кит); Рэд Олхэм, дуайен нью-йоркских ресторанных критиков; Брайан Шарп, декоратор интерьеров, оформивший рекордные двенадцать обложек журнала «Хаус энд гарден», и его друг-ассистент Тони Сарджент, а также Дик и Тина Пирсон (десятью годами ранее сенатор был городским контролером в Уэст-Рамфорде, а Мэгги и его жена по очереди возглавляли родительский комитет школы).