– Хотите сказать, что кто-то из наших сотрудников мне лжет? И они не получали доставленную вами посылку?
– Откуда мне знать? Они же ваши коллеги. Не знаю, зачем они лгут.
Хассиб со свистом втянул в себя воздух:
– Лжете-то вы, проклятый старый идиот! Чем больше лжете, тем глубже увязаете в дерьме.
Эрхард закрыл лицо руками. Его лицо как будто связано с руками полицейского крючками и проволокой; всякий раз, как Хассиб тычет в него пальцем или хлопает по столешнице, Эрхарда словно тащит сразу в разные стороны.
– Вы были влюблены в Беатрис Колини?
«Пробует зайти с другой стороны», – догадался Эрхард.
– Она была для меня как дочь.
– Вы были влюблены в нее?
– Нет. Но я был к ней очень привязан. – «И сейчас привязан», – подумал он.
– Наверное, вам трудно было находиться рядом с такой женщиной, а? Смотреть можно, трогать нельзя…
– На что вы намекаете?
– Да ладно вам, Хорсенсен! Она классная телка, настоящая красотка. По словам моих коллег, в «Желтом петухе» про нее рассказывали массу интересного.
Хассиб говорил так нарочно, чтобы спровоцировать его, но Эрхард невольно представлял себе Беатрис; она действительно иногда выглядела вызывающе, почти вульгарно. Он вспоминал ее длинные ногти, ярко-красную губную помаду; он помнил, как она словно невзначай выставляла на всеобщее обозрение край бюстгальтера. Но границ благопристойности она не нарушала.
– Я не слушаю сплетен. Для меня она была другом, и больше ничего. Я вдвое старше ее!
Ему приходилось напрягаться, он не должен забывать, что надо говорить о ней в прошедшем времени.
– Последнее время вы на удивление заняты, так?
– Теперь я директор, – объяснил Эрхард, хотя Хассиб явно имеет в виду нечто другое.
– Ездите туда-сюда, встречаетесь с журналистами в самых необычных местах.
Оказывается, полицейские не настолько дезинформированы, как ему казалось. Эрхарда это испугало.
– К тому делу мои поездки отношения не имеют.
– К какому делу?
– К Раулю. Я ездил на Тенерифе, чтобы кое с кем поговорить.
– С кем?
Эрхард выдержал взгляд Хассиба. У него мощный позыв рассказать ему все. О мальчике на пляже. Об Алине, Эммануэле Палабрасе, Беатрис, угоне судна. Но он боялся, что его рассказ получится бессвязным и совершенно неправдоподобным. Поэтому он держал язык за зубами и ждал, когда Хассиб отвернется.
– Когда вы в последний раз были на Тенерифе?
– М-м-м… несколько дней назад.
– А до того?
– Не помню. Недели две назад.
– Я освежу вашу память. Вы были там тридцать первого января. Ровно через одиннадцать дней после того, как Рауля Палабраса видели у вас дома.
– Его не было у меня дома.