И каждая дверь этих королевских покоев была заперта и охранялась молчаливыми сумрачными воинами, у которых за алые кушаки были заткнуты широкие грозные скимитары.
Они были пленниками.
Тянулись неделя за неделей, заполненные беседами, едой и питьём; ночами в их спальни являлись закутанные в покрывала прелестницы, что говорили только по-арабски и с рассветом истаивали, как дым. Леонардо рад был этим гостьям — как проводникам в страну своих фантазий. Он всё ещё твердил имя Джиневры и грезил о Симонетте; но Айше была рядом всегда, будто Леонардо был отравлен её фантомом, как некогда Сандро — фантомом Симонетты.
Он учился арабскому у этих женщин, а также у стражников и слуг. И вернулся к своей привычке работать по ночам, засыпая лишь на несколько часов днём. Он учился. Рисовал и делал записи в книжке. Страница за страницей возникали в ней новые изобретения: аппараты для дыхания под водой, водолазный костюм, заострённые спереди и сзади гранаты, которые он называл рогами, длинноствольная дальнобойная пушка; ещё он набрасывал траектории пушечных ядер и изобразил несколько многоствольных орудий — где канониры могли бы одновременно заряжать одни стволы и стрелять из других. Он нарисовал также большую мортиру и приписал под ней: «Самая смертоносная из существующих машин», хотя существовала она покуда только в его голове... и на бумаге.
Потом заметки исчезли.
— Как думаешь, Леонардо, нас убьют? — спросил Зороастро, глядя через окно на Город Мёртвых — огромный мавзолей, еле видимый вдалеке. Небо становилось всё бирюзовее, а низкое солнце превратилось в оранжевый диск — и муэдзины призывали правоверных на молитву; закат обратил город фантастических куполов и башен в призрак, сон, что неминуемо исчезнет с пробуждением.
— Ты спрашиваешь его об этом каждый день, — заметил Бенедетто, покачивая головой. Он совершенно оправился от раны; Куанова мазь оказалась волшебным снадобьем.
— Мы все об этом думаем, — сказал Леонардо. — Калиф славится своим самодурством.
— Тогда зачем бы он держал нас здесь? — возразил Бенедетто. — Зачем бы поил, кормил, присылал нам женщин?
— Потому что он щедр к своим гостям, — сказал Куан Инь-ци, с поклоном входя в комнату; он был в зелёном шёлковом одеянии и тюрбане, по бокам шли стражи-мамлюки. — Салам алейкум, — поздоровался он.
— Алейкум салам, — отозвался Леонардо. — Где моя записная книжка?
Куан улыбнулся.
— Цела и невредима. Она в руках калифа. Ты можешь быть столь же непочтителен с ним, как со мной... и попросить вернуть её.
— Почему с нами обращаются как с пленниками?