Леонардо бросился на забитую народом площадь. Он взывал к Джиневре; и другие, будто в ответ, взывали к нему, когда он пробивался, прорывался, продирался сквозь толпу к Дуомо. Ему доставалось от кулаков тех, кто, как дикие звери на лесном пожаре, ударились в панику; но он ничего не чувствовал, словно окаменел. Ему мнилось, что он вязнет в океане чёрной патоки. Двигаться было трудно, словно само время замедлило бег и вот-вот замрёт совсем, как неподведённые часы.
Его звал Никколо.
Но ведь он велел мальчишке оставаться у повозок. Так он не остался?..
Пригибаясь при взрывах ракет, молясь на бегу, он искал Джиневру. По площади рыскали карманники и бандиты, рискуя сгореть ради того, чтобы содрать кольца и иные украшения с погибших и тех, кто прижался к земле, ища спасения. Они пинали, тузили, а то и топтали бедолаг, когда кто-то пытался сопротивляться. Вор со шрамом, что тянулся от угла рта через щёку, замахнулся ножом на Леонардо, но отступил, увидев, что и Леонардо обнажил свой кинжал.
Леонардо должен был найти Джиневру. Всё прочее — не важно. Будь в том нужда — он выпустил бы кишки и самому дьяволу.
Ракеты всё ещё громко взрывались, то и дело рассыпая искры и пламя.
Леонардо искал, почти обезумев, и наконец нашёл и её, и Сандро — они укрылись за баррикадой из перевёрнутых тележек уличных торговцев. Джиневра дрожала и плакала; Сандро обнимал её, словно защищая, хотя даже в свете факелов и вспышек ракет было видно, как посерело его лицо.
— Джиневра, я чуть не спятил от тревоги, — сказал Леонардо. Сандро он кивнул и легонько коснулся его плеча.
— Уходи сейчас же, — сказала Джиневра. Она уже взяла себя в руки, словно победила в себе какого-то страшного демона. Она перестала дрожать, и слёзы смешались на щеках с испариной.
— Пошли. Мы с Сандро уведём тебя отсюда.
— Нет. — Она смотрела на него, но избегала прямого взгляда в глаза. — Оставь меня, пожалуйста.
— Сандро, ей нельзя здесь оставаться.
— Мой наречённый вот-вот появится. Оставь меня, пожалуйста!
— Твой наречённый! — вскричал Леонардо. — Да пусть его дьявол заберёт, этого вонючего puttaniere[28]!
— Значит, теперь ты считаешь меня шлюхой, — сказала она. Потом моляще обратилась к Сандро: — Он должен уйти!
Сандро обеспокоенно глянул на Джиневру, затем перевёл взгляд на Леонардо — что он скажет?
— Я не боюсь твоего... наречённого.
— Дело не в этом, — сказала Джиневра. — Просто я выбрала. Я намерена выйти за мессера Николини.
— Из страха. — Леонардо шагнул к ней вплотную. Коса её растрепалась, и длинные рыжие пряди прилипли к решительному, потемневшему лицу. Однако она казалась совсем беззащитной; и Леонардо желал её — именно из-за этой беззащитности, которая волновала его.