Вижу, как выражение его лица меняется. Я обидела его? Какая к черту разница? Я даже не должна об этом думать, вообще о ком либо. Мне плевать.
***
Из дневника Луизы
92 день
Я проснулась, это уже хорошо, наверное, должно быть.. Сегодня день, когда выдают телефон, я обвожу их красным, все дни, которые хоть как либо отличаются от других.
Я позвонила Лиззи. Ничего. И никаких звонков от остальных.
Глупо считать дни, когда понятия не имеешь, сколько еще времени до конца отсчета? Они думают, я сумасшедшая. Я не доказываю обратное, иначе мне назначат еще больше лекарств. Снова хочу спать. Вчера вечером мы смотрели телевизор, совместно, как обычно, женщина по имени Валентина шепнула мне, что я должна вести себя тихо и принимать лекарства. Я хочу закричать о том, что я не сумасшедшая, но тогда меня примут за еще более чокнутую. Немного соскучилась по солнцу. Доктор Таккер обещала, что я смогу выйти погулять уже на следующей неделе. Это через четыре дня, двенадцать часов и двадцать восемь минут, если часы на телефоне не врут.
Чувствую запах крови на своих пальцах. Это нормально? Я ведь не касалась крови. Скучаю по Дени. Вчера вызывали на допрос, я в сотый раз во всем призналась. Доктор Таккер говорит, что нельзя врать, но сама врет, обещая отменить некоторые лекарства, от которых постоянно хочется пить. На завтрак брокколи с омлетом, я говорила, что не люблю брокколи. Тяжело когда не слушают. Хочу домой. Кажется, кто-то идет.
Глава 32
НИКОЛАС
Сделать ей больно, это вообще возможно? Каждый день я думаю о том, что все недостаточно. Никогда не будет. Джексон не вернется. Эта девчонка никогда не будет нормальной. Мой порок. С самого первого дня, как я взял в руки гитару, я знал, для кого буду петь. Я всегда пою для нее. И ненавижу эти песни, потому что ненавижу ее. Джек называл меня тупицей, каждый раз, когда я произносил ее имя. Мне, блять, было двенадцать, я знал, что она старше. Затем пятнадцать. В моем классе уже все обсуждали девчонок, а я записывал в тетрадь фразы, складывающиеся в строки новых песен. Придурки постарше обсуждали ее сиськи и ноги, я много писал о ее глазах и волосах, часто наблюдал, как на школьной парковке ветер раздувал их в разные стороны, она выглядела забавно, а затем появлялся он. Дениел Харт. Я просто хотел сказать ей, что она заслуживала больше, чем разговоры о сиськах. Я считал ее замечательной. Я был реально тупицей. Джексон, бро, прости меня. Это моя вина, потому что я ошибся. Дьявол в лице Луизы Хейл, не может быть замечательным.
Я открыл глаза через какое-то время. Словно очнулся после долгого сна. Во мне все еще была скорбь по Джеку, но больше всего было злости, на себя и на нее. Тогда я все еще любил ее, но это перестало быть чем-то приятным, интересным, чем-то по-детски забавным. Это стало чем-то большим, чем-то больным, жестоким, чем-то наркотическим, ненавистным.