– Ты знаешь, что мы ее потеряли, верно? – спрашивает Марк, останавливаясь после каждой пары слов, чтобы отдышаться. Он никогда не отличался спортивностью. – Мы не знаем, где она.
Робби все еще думает о том фильме и не сразу приходит в себя.
– Она? – переспрашивает он.
– Женщина, которая обронила телефон.
– Откуда ты знаешь, что это она?
Марк поднимает телефон, поворачивая его крышкой к свету. Робби различает какое-то неясное изображение.
– Фотография ее детеныша, – говорит Марк. – Должно быть, женщина.
Робби в этом не уверен, но спорить бесполезно.
– Тогда зачем мы продолжаем бежать? – спрашивает он.
Марк поднимает руку, после чего раздается звон разбившегося о тротуар телефона, и звук этот прекрасен. В следующую секунду они перепрыгивают через обломки экрана, корпуса и содержимого.
– Охота продолжается, – говорит Марк. – Мы – порядок. Мы – надежда.
Робби понимает, что Марк тоже это чувствует. Что они оставили все прочее за воротами, на парковке. И здесь у них нет истории.
«Старбакс» – восемь месяцев. «Эпплбиз» – четыре месяца. «Бадс бургерс» – пять месяцев. Господи, он был готов уйти из этого кафе, потому что там было полно по-настоящему жирных фриков, как будто в дверь пускали только толстых людей с животами, обвислыми, как тесто, выпирающее из формы для пирога. У него возникало желание взять нож, отрезать это тесто и посмотреть, как будет выглядеть бедняга без лишнего жира.
Потом был букинистический магазин, «Чик-фил-Эй» и «Сирс» – два месяца, а теперь аптека «Си-Ви-Эс», месяца не прошло.
Его дурацкий босс много из себя воображает, потому что он менеджер аптеки. Ну да, тебе сорок, и ты руководишь аптекой – ну прямо решаешь мировые проблемы. Луиза Брансон, он уверен, совсем неплохо провела с ним время в боулинге. Но когда он позвонил ей на следующий вечер, она, разговаривая с ним, даже не выключила телик. Она сказала: мать говорит, мол, надо не на свиданки бегать, а заниматься учебой, но он-то знает, что мать просто не хочет, чтобы Луиза с ним встречалась. Потому что так считают родители, особенно мать Луизы. У нее глаза навыкате, как у лягушки, и за всю жизнь она ни дня не проработала. Одна из тех ужасных женщин, и, наверное, она такая с рождения, и родителям следовало утопить ее, как котенка. А до этого он встречался с Анжелой Уилард, которая поначалу была милой и робкой, но потом оказалась тупой шлюхой. Ему следовало догадаться с самого начала.
«Шлюха», «милая» и «робкая» – эти слова его подошвы вколачивают в тротуар.
Его восьмилетняя кузина спросила как-то, платит ли Робби своей матери арендную плату. Интересно, какие разговоры она услышала от родителей, если спрашивает такое? Родственники с той стороны называют себя христианами, но им нравится терзать людей. Они противные, недалекие люди. Так много неприятных людей – целый свет, – но никто не замечает грубость друг друга, нет-нет, все только и думают, что Робби неумеха, лентяй, а сами такие жалкие и даже этого не понимают.