– Приказываю выступить на охрану государственной границы… Вид наряда – дозор. Задача – не допустить нарушения государственной границы… Маршрут… – И еще минуты две разных деталей.
Когда офицер, после слова – «вопросы?» – умолкает, старший наряда молодцевато должен отчеканить:
– Вопросов нет, приказ ясен. Есть выступить на охрану государственной границы…
Сказать, что не можешь, что устал, в этот момент и в голову не приходит. Как-то всё механически: приказ, ответ – «приказ ясен»…
Выходишь в сопровождении дежурного на улицу, в будке-разряжалке пристегиваешь к «калашу» магазин и – вперед. Если на правый фланг – десять камушков до стыка с участком соседней заставы, десять – обратно; если на левый – семь туда, семь обратно, но там больше сопок, а низменности – настоящее болото; КСП – тоненький слой земли – лежит на подстилке из бревен…
Раза два-три в неделю пройтись – это, наверное, полезно. Но почти каждый день, тем более увешанным ракетницей, подсумком с боеприпасами, трубкой связи, профилем, увесистым фонарем ФАСом, с автоматом-веслом, – убийственно. К тому же – погода. Утром выходишь по холодку на лыжах, но спустя двадцать минут проглянет солнце, дунет парной ветерок – снег превращается в лужи. Снимаешь лыжи, несешь их под мышкой (оставлять войсковое имущество строго запрещено). Через сотню метров валенки раскисают, их не могут спасти никакие галоши… Мучение, в общем, пытка.
Еще и со жратвой беда – перловка да пшено, томатная паста вместо мяса… Хлебовозка часто не может пробиться по разбитым дорогам, а когда пробивается – ничего почти не привозит. «С провизией перебои», – сообщает сопровождающий хлебовозку сверхсрочник. И что ему ответить – он-то не виноват.
Но хуже, чем голод – живот солдат набьет хоть чем – была нехватка курева.
Раньше сигареты исправно привозила автолавка, и вспоминать о ядовитом «Памире» из довольствия не приходилось. Но сначала автолавка стала привозить сигареты дорогие – «Бонд», какие-то индийские, – так что много купить не получалось, а потом и они пропали… Быстро выкурили запас «Памира», хранящийся на заставе, следом и окурки из урн в летней и зимней курилках…
Между бетонных плит пола в тамбуре кочегарки была щель. В эту щель поколение за поколением бойцов бросали чинарики – тамбур пользовался популярностью: туда заскакивали в морозы погреться и перекурить часовые, там отлынивали от работ и прятались от дождя… В общем, окурков скопилось много. И мы палочками и проволокой с обезьяньим упорством пытались достать их. Когда удавалось, выкрашивали полуистлевший табак на газету, смешивали со всяким мелким мусором из карманов, делали цигарку и пускали по кругу. После каждой затяжки надсадно кашляли и задыхались, но на какое-то время становилось легче.