12.
- Апропо, - скажу я: Лиховещанские на журфиксе - при их состоянии - ставят на стол всего вазочку с яблоками, да подсохшие бутербродики с сыром, а, как его, Тюк...
- Двутетюк, а не тюк...
- Двутетюк...
- Двутетюк не есть тюк... И не стыдно тебе, - повернулся профессор дружок, заниматься такими, - ну право же - пустяковинами.
Василиса Сергеевна перетянулася злобами, как корсетом:
- Но жизнь такова: это вы улетаете в эмпиреи, не принимая в расчет - скажу я - что у Наденьки нет выездного парадного платья.
Запрыгали в комнате черными кошками злобы.
- Мой друг - перочинный свой ножик подкидывал он - это - мелочи; посмотри-ка: - вот алгебра, глядя в корень, приподымается буквенным обобщением над цифрой - наставился носом на муху; и Василиса Сергевна кисло схватилась за пульвильзатор: попрыскала ароматами:
- Мы-то - не цифры: у Задопятова сказано...
И прочла:
Тебе внятно поведуют взоры,
Ты его не исчислишь числом,
Тот порыв благородный, который
Разгорается в сердце моем...
Протянула она пульвильзатор, прислушиваясь к созвучию задопятовских слов:
- Задопятову вышиваю я красный атласный накнижник.
Опять Задопятов!
- Ну что ж, - вышивай хоть набрюшник.
И стоногие топы пошли корридором, наткнулись на Митю, ушедшего в думы о том, как в последнее посещенье Мандро у Лизаши заметил под мышками дырочку он; когда поднимала она свою ручку, то были видны видны ему...; влажно глаза загрязнились, и он улыбнулся маслявым лицом; эта нервная девушка ручкою спать не давала в ту ночь: и пугался в окне краснорожего месяца он. Повернувшийся профилем, Иван Иваныч псовою мордой в граненую ручку от двери уставился - с недружелюбною тупостью; лоб надтрудил он распухшими жилами, изъерошивая яркокарие космы: перед сознанием несся вихрь формул и формулок, проделывающих фигуры кадрили:
- Ну кто тебя - дело ясное - спрашивал?
- Спрашивали... по русскому языку...
- Ну и, собственно говоря, что же ты?
Митя знал, что когда-то отец получал только "пять", что с "четверками" сына не мог бы никак помириться, на "тройки" кричал, а от "двойки" бы слег; Митя - вспыхивал, супился, грыз заусенцы, глазами двоил.
- Получил... я... пять...
- Дело ясное: ты одежду-то, что же, разъерзал! Какая-то замазуля!
И 1000 в желто-серые сумерки, где выступали коричнево-желтые переплеты коричнево-серого шкапа, прошел псовой мордою; со стола пепелилось растлением множества всяких бумаг, бумаженок, бумажек, бумажечек - черченых, перечерченных, перепере... - и так далее, Иван Иваныч ощупал мозольный желвак (средний палец на правой руке) и бумажки надсверливал глазками, собирался перечеркнуть перечерки последнего вычисления в перепере... и так далее; потопатывал очконосым суетуном от стола к книжной полке.