– А что?
– Ты в этом на холопа похож. Серый, невзрачный. Будто только из хлева.
– Но у меня ничего больше нет… – Платону вдруг стало стыдно.
– О, боги! Кого к нам поселили! У него даже одежды приличной нет, – картинно вскинула руки девушка. – Пойдём, бедолага, может, тятино что пойдёт.
Целая комната в доме оказалась отдана под сундуки. Огромные, квадратные, закрытые на массивные замки, они стояли вдоль стен, оставляя неширокий проход. Катя вывернула из-под юбок связку ключей, не раздумывая открыла один из сундуков и кинула Платону красный с жёлтыми полосами сюртук.
– Вот. В этом пойдёшь, – безапелляционно заявила она.
У ворот ждала лошадь, запряжённая в возок. Молодые люди сели, и возница без слов тронулся. По дороге Платон пытался найти хоть что-то, сходное с его миром, но все дома были невысокими, чаще в два этажа, прятались за глухими деревянными заборами. Часто стена огораживала целый квартал, и тогда у ворот стояла будка охраны.
– Что за месса-то, хоть объясни. Какому богу служите? – просто так, чтобы начать разговор, спросил Смирнов.
– Тому, кого нельзя называть, – заговорщицким голосом ответила Катя.
– Это как же? – Платон вообще ничего не понял. – Кто он хоть такой, что сделал?
– Он шуйца создателя. Знаешь, поди, десницей творят, а шуей творениям последнюю красоту наводят. Так и здесь. Создатель сотворил, а он показал добро и зло, чтобы могли стать как боги.
Что-то Смирнов подобное уже слышал. Только вспомнить не мог.
Кирха очень выделялась среди прочих домов. Высокое, устремлённое вверх здание белого цвета с редкими вертикальными чёрными линиями. Наверху характерный шпиль, оканчивающийся знакомым крестом с длинной верхней перекладиной. Карет у подъезда стояло, как у Большого в день премьеры. Наряженные люди, по одному, парами, и целыми группами вливались внутрь. А внутри…
Обстановка напоминала концерт модной группы. Освещённый помост, вокруг которого стояли зрители. Кто-то старался пробиться поближе, кто-то общался. Некоторые были угрюмы.
– А что, стульев нет? – спросил он у Кати.
– Ты что!? Какие стулья? Мы сюда зачем пришли?
– А зачем? – Платон действительно этого не знал.
– Каяться! От греха избавляться. Вот ты деревня. Ладно, сейчас сам всё поймёшь.
Тут на сцене одновременно вспыхнули ярким огнём расставленные по краю плошки, орган выдал что-то коротко-торжественное, и в свете неровного огня перед зрителями появился почтенный седовласый мужчина без уже привычной бороды. Он был одет в белый балахон, на голове шапка, напомнившая Платону поставленное вертикально яйцо, в руке всё тот же крест.