– Мы победили, – громко, не торжественно сказал он. – Освободили хором и всех людей, что находятся под его защитой.
По строю прошёл невнятный гул и молодой человек немного напрягся. Приняли? Нет? И он решил продолжить.
– Не знаю я, что сказать, – признался Платон. – Я не коназ, речи говорить не умею. Спасибо вам, воины. И от меня, и от всех, кто живёт здесь, на этой земле. Это не я побил колдуна, это мы. И вместе мы – та сила, победить которую невозможно.
– Ура!!! – раздался одинокий крик из строя и его тут же подхватила сотня глоток. – УРА!!!
– Беляна! – строго сказал коназ Владигор, но тут же сорвался на ласковый и просящий взгляд.
Не мог он строжиться с единственной дочерью, более того, единственным после смерти жены родным человеком.
– Беляночка, – уже ласково повторил он. – А ежели случится что с тобой?
– Да что там может случиться, папа? Это же не приграничье. Калач – город. И лес вокруг него хоженый-исхоженный.
– Ой, боюсь я, дочь. Карагоз-то пропал. Так ведь и не сыскали. А что, ежели он здесь объявится?
– Да ну! – отмахнулась Мирослава. – Здесь, папа, город. Сам же дозоры каждое утро рассылаешь. Нешто они кого татного пропустят? Да и не далеко я.
– Беляна. Я не хочу. Чтобы ты ходила одна, – голос коназа приобрёл строгость.
– Папа, – дочь не отставала от отца в твёрдости тона. – Я пойду. Когда мы с Ваном в лесу занимались, я снова жить начала. А ты сейчас хочешь меня в четырёх стенах закрыть. Чтобы я тут от тоски умерла?
– Не говори так, доченька!
– А ты не запрещай.
Девушка твёрдым шагом пошла к воротам, приоткрыла калитку и шмыгнула на улицу. Владигор обернулся и махнул рукой. Через минуту к нему подошёл старый боевой друг.
– Пару я за ней присматривать отрядил, не беспокойся, – доверительно сказал Бравлин.
Коназ кивнул и ласково посмотрел на товарища.
– Ну что ты меня как девицу красную разглядываешь? Дел других нет?
Коназ поморщился. Дел за время отсутствия накопилось порядочно.
Беляна слышала этот разговор, стоя за забором, благо, отцы-командиры не стесняли себя тихой речью. Она так же удовлетворённо кивнула и двинулась в сторону соснового бора.
Лес этот, светлый и весёлый, был известен всем калачанам с детства. С младых ногтей в нём искали грибы и ягоды, собирали дрова. Когда девушки подрастали, то ходили в бор просто побродить, поразмышлять, придумать, «как бы сделать так, чтобы он сделал так…»
Мальчишки излазали весь сосняк на животах, играя в пластунов и лазутчиков, расстреляли каждое дерево из самодельных луков. Серьёзная живность давно сбежала от вечного детского шума и гама за неширокую реку с ничего не говорящим названием «Донец». Туда, в заречье, ходили уже взрослые мужи. На охоту, или как выражались калачане, «на промысел». По грибы. Здесь, у города, им не удавалось вырасти до сколь-нибудь заметного размера – всё обрывала вездесущая детвора. А за Донцом и малины по лету всегда было украсно, и боровиков белым-бело.