В этот момент над обрывом чуть заметно шевельнулись кусты. Если бы конежна не знала, она бы этого и не заметила. Пришли дозорные, почему-то с удовлетворением подумала девушка и начала разминку.
* * *
Зуб, Сиплый и Бухряк проснулись почти одновременно. Это было не удивительно. Заснули вчера вместе, в одних и тех же кустах. Перед этим выпили примерно одинаковое количество франкского вина, что как известно, самых крепких бойцов с ног валит.
Сиплый поёжился, подтянул под себя озябшие ноги и машинально пошарил вокруг себя – всё ли на месте? Нож торчал в пеньке, кожаный кошель так и висел на поясе, палицы не было. Он неохотно поёрзал, пытаясь устроиться потеплее, но бесполезно – за ночь земля остыла, а ни накрыться, ни одеться потеплее они вчера не догадались. Известно же – вино в жар кидает, самая холодная ночь тёплой кажется.
Сиплый, щёлкая суставами и кряхтя, поднялся. Сначала он встал на ноги, как и подобает человеку, но голова предательски закружилась, пришлось лечь обратно, и медленно вздымать себя на четыре мосла по-звериному. Так, на карачках, он и дополз до кострища. Присел, поворошил густо покрытые пеплом угли полусгоревшей палкой, добираясь до красных точек. Потом наклонился и что было силы дунул, разжигая. И чуть не упал лицом прямо в кострище, так вдруг резко закружилась голова. Кроме холода, появилась и жажда. Он стёр дрожащей рукой с лица налетевший пепел, облизал шершавым, как окуневая чешуя, языком шелушащиеся губы, и резко повернулся. Там, возле пня, оставалось что-то в бутылке.
Похмельный страдалец на четвереньках подполз к тёмному от времени сосновому пеньку, и зашарил вокруг него рукой. И тут же натолкнулся на холодную, но крепкую ладонь, которая резво схватила его за запястье.
– Хррш… Всты… – раздался настолько сиплый голос, что он даже засомневался в правильности своего прозвища.
Сиплый, преодолевая вращение окружающего мира, поднял голову. Прямо на него смотрел Зуб. Глаза его были непривычно белёсыми, блестящими и напоминали взгляд снулой рыбы.
– На всех, – еле понятно просипел Зуб и другой рукой поднёс к губам зелёную четырёхгранную бутылку.
В такой посуде франки возили на продажу своё зелье – её было удобнее укладывать, да и на колдобинах она меньше звенела. Как оказалось, пить из неё тоже удобно.
Раздался громкий глоток, Сиплый, сглатывая несуществующую слюну, следил за тем, как движется вверх-вниз по заросшему волосами горлу острый кадык Зуба. Наконец, тот отнял бутылку от губ и счастливо улыбнулся.
– На, лечись, – благодушно предложил он и протянул бутылку.