А перед этим сбродом, дрожа от холода и страха, вся облепленная мокрыми волосами стояла девушка. Внезапно она подняла голову, и Платон замер. Он вспомнил этот взгляд. Именно эти глаза смотрели на него тогда, в вечерней Москве, когда он так необдуманно кинулся на защиту совершенно незнакомой ему красавицы. И сейчас он понял, что снова повторит ту же глупость.
Платон постарался как можно тише спрыгнуть с невысокого обрыва, но его всё равно услышали. Двуручник остался следить за жертвой, а остальные кинулись в сторону Смирнова.
Трава упорно лезла под ноги, словно, уговаривая не совершать безумства, солнце ударило в глаза, как только он спустился, но Платон решительно шёл вперёд.
Первым до него добежал тот, взъерошенный, с ножом. Ловко перекинул почти меч в левую руку, поймав так, будто тот всегда там и был. Затем, неуловимым движением выдернул из-под рукава новый ножик и без замаха швырнул в Платона.
Молодой человек, будто вынырнув вон из времени, наблюдал этот полёт. Странный нож, просто полоска стали, вырезанная по форме, заточенная с одной стороны и обмотанная верёвкой с другой, летела как по рельсам, сияя на солнце заострённым кончиком. Сзади развевалась незаплетённая верёвка, видимо, обеспечивая движение острием вперёд. Киркелин действовать не желал. Вот нож уже в трёх метрах, в двух… наконец, Платон махнул мечом, стараясь попасть по летящему ножу. Раздался звон, и полоса стали, мелькая в солнечных лучах ушла куда-то налево, в траву.
А в метре уже мелькал здоровенный нож, больше похожий на римский гладиус. Противник был мастером, да и меч – не нож, им мгновенно не махнёшь. Хорошо, что длинный Киркелин позволял держать врага на дистанции. Тот лишь время от времени прорывался, но зато все его удары были почти результативны. Пока Платон, исхитрившись, резанул растрёпанного по боку лезвием, вся куртка больше напоминала лоскуты, к тому же местами пропитанные кровью.
Да, это не с волшебником, облегчённо подумал Смирнов, глядя, как противник, зажимая глубокую рану в правом боку, похоже, печень зацепил, валится в траву.
И тут же скакнул влево. Хорошо, что успел, а то на то место, где он стоял сразу же опустился топор. Это подоспел второй бандит. Секирщик был крупным, даже выглядел толстым. Тем более неожиданными оказались его быстрые движения. Но, к счастью Платона, вес топора не позволял скоростные финты. Через минуту обоюдных бесцельных маханий, здоровяк начал задыхаться, и во время очередного его замаха Платон, присев и пропустив топор над головой, ударил мечом вслед его движения. Противник сразу лишился левой руки. Меч прошёл насквозь, будто кости и не было. Тем же движением, но острием, толстяку досталось по горлу. Забулькал воздух в разрезанной трахее, смешиваясь с кровью, топор выпал из одинокой правой, и здоровяк медленно, будто не желая отпускать от себя жизнь, опустился в траву.