— Да, мне тоже паршиво, — сказал он, не глядя на Кая. — И я тоже не знаю, что с этим делать.
Стрелок нашарил в посудомойке еще одну тарелку и отправил ее вслед за блюдцем.
Дзынь.
Кай, помедлив, тоже взял следующую.
Посудомойка была большая, на восемь комплектов, и ее запускали, когда туда перекочевывала вся посуда.
На сей раз это оказалась дорога в один конец.
Стрелок не стал заставлять Кая подметать кухню, да и вообще не стал ничего приказывать. Он чувствовал себя опустошенным, как эта посудомойка. Хотелось лечь, закрыть глаза и сдохнуть.
Киборг постоял-постоял, таращась на усыпанный осколками пол, и, хрустя ими, пошел к своей кровати. Лег на спину, не раздеваясь, поверх одеяла — время сна еще не пришло, значит, просто «экономия энергии». Ногами на подушку, разумеется.
Стрелок осторожно, одной рукой придерживаясь за поручень кресла, наклонился и подобрал с пола синий осколок. Любимая тарелка Белки, там в центре еще была веточка цветущей вербы… Кто разбил ее — Кай или Стрелок?
Под колесами кресла осколки даже не хрустели — лопались с громким отчаянным треском. Когда отзвучал последний, стало слышно только глубокое ровное дыхание киборга.
Которое Стрелок раньше не слышал даже в ночной тишине.
Поколебавшись, он осторожно протянул руку и мягко погладил Кая по голове, как маленького, горько рыдающего ребенка. На этот раз киборг не отвернулся, но глаза осталось пустыми, безжизненными. Как будто он просто ничего не почувствовал, вконец замкнувшись в своем горе.
— Ну вот, теперь мы еще и без посуды остались, два осла, — устало сказал Стрелок, убирая руку.
Он повертел в пальцах колючий осколок, показал Каю:
— Видишь? До тебя у меня был другой киборг. Девушка, тоже светловолосая, но темнее тебя, такая с золотинкой. Ее звали Белка, и она была для меня… всем.
* * *
…Время перевалило за полночь, пол так и остался неубранным, термобокс с ужином — неоткрытым.
Кай смотрел в потолок, лишь изредка моргая. Стрелок рассказывал. То серьезно, то, когда вспоминался забавный эпизод, не сдерживая смеха, а когда грустный — волнения. Он ничего не требовал от Кая — ни ответов, ни даже внимания. Просто выплескивал это из себя, с начала и до самого конца. То, что он хотел и не мог сделать весь этот год.
* * *
Со дня смерти Белки не проходило и часа, чтобы Стрелок о ней не вспоминал, но приснилась ему она впервые — в любимом светлом платье, у окна, залитого солнечным светом, который обрамлял ее силуэт золотым сиянием. И волосы у нее тоже были золотые-золотые, аж больно смотреть.
Белка задумчиво глядела вдаль, но, почувствовав его взгляд, сразу обернулась, и от ее просиявшего лица у Стрелка сдавило горло.