«Ладно, старшина, — весело подумал Андрей, — придёт время, всё узнаешь, а пока, что ж, попереживай, для службы это даже полезно…»
Они проехали несколько десятков метров, спустились к месту расположения отряда Рыжакова. В широкой впадине так и лежали на своих местах обессиленные зноем люди, еще недавно занимавшие круговую оборону. Ближе к Андрею десятка полтора орлов терзали убитую в перестрелке лошадь. Лишь в последний момент, когда Самохин и Галиев приблизились к ним вплотную, орлы тяжело взлетели, шумно хлопая крыльями, зловеще вытягивая шеи с крючковатыми клювами, подбирая сильные когтистые лапы.
У всех лежавших на песке пограничников исхудалые лица, скулы, обтянутые кожей, сожжённой солнцем, сухие губы, ввалившиеся глаза.
Пограничники из отряда Самохина помогали, как умели, оставшимся в живых, вливали по нескольку капель воды в растрескавшиеся, полураскрытые от жара губы, смачивали глаза, лоб, шею оживляющей влагой. По гребню бархана, полукольцом окружающего с трех сторон котловину, тут и там видны занесенные песком трупы бандитов. Над трупами тучей вьются неизвестно откуда взявшиеся мухи.
Самохин распорядился:
— Организуйте охрану. Пошлите человека к сержанту Гамезе. Пусть тех, что задержали у Дождь-ямы, сюда не ведут. Прикажите расположиться на дневку в соседней лощине, часового выставить на зрительную связь с ним. Ещё один бочонок воды доставить сюда. Как только спадёт жара, будем возвращаться: помощь может подоспеть не сразу…
Галиев вскинул руку к фуражке, сказал: «Слушаюсь!»
Андрей слез с лошади, едва передвигая ноги, увязая в сыпучем песке, направился к Рыжакову — худощавому человеку в халате и тельпеке, лежавшему у склона бархана, опираясь спиной на хурджуны.
Андрей подошёл, назвал себя, опустился рядом, спросил, что произошло с его отрядом.
— Четырёх человек загубил, — не сразу ответил Рыжаков. — Остальные — кто ранен, кто от жары высыхает. Если бы вы подоспели часом позже, всё было бы кончено… Сволочи!.. Они пустили впереди себя женщин…
Андрей промолчал. Красный туман то и дело застилал ему глаза, воздуха не хватало, но он старался не показывать, как ему плохо. Палящий ветер сушил носоглотку, резал воспаленные от бессонницы и мелких песчинок глаза. Самохин понял, что должен ощущать этот человек, который уже столько дней в пустыне и которого терзают сейчас не только жара и физические муки.
— Начало было нормальное, — продолжал тихим голосом Рыжаков. — Неподалёку отсюда встретили караван верблюдов, с ним было всего несколько человек бандитов. Мы их окружили, взяли без выстрела. И никому не пришло в голову, что основные силы рыщут где-то рядом… Они ударили по нас залпом из-за спины сидевших на верблюдах женщин, захваченных на Ташаузской дороге. Отходя, дали еще залп, а потом блокировали отряд… Не мог я стрелять в женщин, понимаете, не мог. Главарь бандитов рассчитал точно…