Два берега разделяло неширокое русло: наш — высокий, противоположный — пологий, не стоило трудов выбраться на него.
«Я те сигану! — напрягся Ведерников и в несколько мгновений сократил расстояние. — Пикнуть, гад, не успеешь!»
Разгоряченный возникшей догадкой и быстрой ходьбой, готовый в любую секунду кинуться на задержанного, он спускался с бугра по натоптанной солдатскими сапогами, не видной в высокой росной траве дозорной тропе, напрочь изгнав всякие мысли, не имевшие связи с его подозрением. Из-под ног взметывались кузнечики, и вибрирующие звуки их крылышек казались ему чересчур громкими. Откуда их столько поналетело? — подумал он с раздражением.
За спуском опять начинался невысокий подъем с полузасохшей, выгоревшей внутри старой ольхой на вершине. Старшина давно грозился срубить бесполезное дерево, да, видно, руки не доходили, и оно стояло на краю берега ненужным препятствием — тропа, огибая его, вынужденно жалась к обрыву, с которого в дождливые дни было недолго свалиться.
С вершины холма и до самой заставы дозорка петляла в зарослях болотистой кочковатой низинки. Новиков шел ходко, фигура его смутно маячила впереди, на середине холма.
В шаге позади отделенного, как и раньше, шаркая мокрыми штанинами, хлюпая носом, быстро шагал перебежчик. Ведерников с него глаз не спускал, держал под прицелом и думал, что через каких-нибудь полчаса они придут на заставу, в живое светло, где можно говорить вслух, напиться горячего чая — чай он любил густо заваренный и крутой — и завалиться на свою койку, храпануть сколько придётся. Ему до смерти надоели темнота и давящее безмолвие, осточертело постоянное ожидание беды.
Немного потеплело на душе при мысли о скором возвращении на заставу, рука потянулась в карман, где лежала коробка с махрой, пальцы погладили теплую, вытертую до глянца жестянку из-под конфет — единственный трофей с недавней финской войны. Нагретая телом тонкая жесть приятно ласкала кончики пальцев.
Он не сразу понял, почему Новиков неожиданно рухнул на тропу, как подрубленный. Ему послышалось, будто младший сержант произнес и другие слова, но переспрашивать было недосуг — прямо от ольхи быстро, без единого звука навстречу бежало несколько человек, рассыпавшись в цепь.
— Гляди мне! — угрожающе крикнул поляку и оглянулся назад.
Уже падая вместе с перебежчиком за спасительную неровность сбоку пыльной дозорки и переведя рычажок ППШ на автоматическую стрельбу, успел заметить еще одну группу, поднимавшуюся от берега метрах в пятидесяти у себя за спиной.
— Немцы! — крикнул он Новикову. — Бей на поражение! Бей гадов…