Возможно, в одном из этих экипажей едет мой старший брат Вальтер, держась за руки со своей юной женой Гретой. Едва ли даже моя свадьба заставит их оторвать взгляд друг от друга. Остальные братья, наверное, уже на площади, одаривают улыбками всех миловидных девиц подряд. Несколько дней назад я застала Регана с дочерью кучера: он что-то тихонько нашептывал ей на ушко в тени безлюдной аллеи. А ветреный Брин каждую неделю обхаживал новую пассию. Мои обожаемые старшие братья – все трое – могли влюбляться в кого захотят и жениться по своему выбору. Девушки тоже могли выбирать. И все остальные тоже, включая Паулину, чей кавалер должен был вернуться в город к концу месяца.
– Мама, как ты это вынесла? – спросила я, провожая взглядом кареты. – Покинула Гастино, вышла за противного старика, нелюбимого, за жабу?
– Твой отец не жаба, – строго сказала она.
Я повернулась к ней.
– Да, он, конечно, король, но тем не менее. Хочешь сказать, что брак с человеком вдвое старше не казался тебе кошмаром?
Серые глаза матери светились спокойствием.
– Не казался. Я выполняла свой долг и предназначение.
У меня вырвался тяжелый вздох.
– Потому что ты была Первой дочерью…
Мать всегда избегала таких разговоров, но сейчас деваться ей было некуда. Припертая к стенке, она застыла, но потом, вздернув подбородок, гордо произнесла:
– Это честь, Арабелла!
– Но у меня нет дара, который получает Первая дочь! Я не сиарра, которую ждут в Дальбреке. Обман непременно раскроется. И этот брак станет позором.
– Дар может прийти со временем, – тихо сказала мама.
Я не стала спорить, но всем известно, что чаще всего дар открывается, когда девочка становится девушкой. Со мной это произошло уже четыре года назад. И ничего – никаких намеков на дар. Маминым надеждам не суждено сбыться. Я вновь отвернулась к окну.
– Даже если ты не сиарра, – продолжала мать, – этот брак не станет позором. Дело не только в силе. Первая дочь – украшение королевского рода. Ты сама и есть дар, несущий в себе наследие поколений. Помни об этом.
– Почему дар переходит именно к нам? Почему сын не может унаследовать эту силу? Или вторая дочь?
– Такое бывает, но… очень редко. Это нарушение традиции.
Как и потеря дара? Немой упрек повис в тишине, но даже я не посмела бы ранить мать этими словами. Отец давно перестал посвящать ее в дела государства, но в годы расцвета маминой силы, к ее советам прислушивались. Или это ложь? Я уже не знала, чему верить.
А еще я терпеть не могла туманных речей. Мне нравилась прямота. И я так устала от разговоров о даре, что, казалось, взорвусь, если услышу еще хоть слово о нем. Моя мать принадлежала другому времени.