– Так, значит, вы здесь задержитесь?
– На время. По крайней мере, на праздники.
– Вы веруете?
– Можно и так сказать.
Ответ был уклончивым, и я не поняла, что же больше привлекает его в предстоящем празднестве – угощение или вера. На ежегодных торжествах вкусной еде и возлияниям уделялось не меньше внимания, чем священным обрядам, так что каждый участник мог отдать предпочтение тому или другому.
– Я заметила, у вас все руки в порезах. Это от вашей работы?
Рейф поднес руку к глазам, точно и сам только что заметил царапины.
– А, это. Уже почти зажило. Да, это я батрачил в одном хозяйстве, но сейчас я как раз в поисках работы.
– Если вам нечем платить, Берди не уступит, выгонит прочь.
– Берди не о чем беспокоиться. Я только временно без работы. Но денег у меня хватает.
– Тогда все в порядке. А вообще, на постоялом дворе нашлось бы для вас дело – в счет платы. В домике за таверной, например, протекает крыша. С новой крышей Берди смогла бы его сдавать постояльцам и больше заработать.
– А где же тогда жить вам с Паулиной?
Откуда он знает, что мы поселились в домике? Понял, потому что вчера я шла в ту сторону? Но я могла направляться в любой из домов по соседству – если только прошлым вечером он не проследил за мной до дверей.
Словно прочитав мысли, которые пронеслись у меня голове, он добавил:
– Паулина показала мне, где вы живете, когда попросила передать корзины. Она сказала, что идет туда и будет отдыхать.
– Думаю, нам с Паулиной прекрасно подойдет чердак, раз уж Берди сдает его гостям за плату. Мне приходилось жить и в худших условиях.
Рейф хмыкнул так недоверчиво, что мне стало интересно – что он обо мне думает. Вдруг я выдаю благородное происхождение речью или жестами? Ногти у меня коротко острижены, кожа на руках потрескалась, одежда изорвана. Внезапно я испытала гордость, вспомнив наш путь в Терравин из Сивики. Главной задачей для нас было обмануть преследователей, сбить их со следа. Ради этого нам не раз приходилось спать на холодной голой земле, даже не разведя костра.
Каньон сузился, и мы пробирались по еле видной тропинке, пока она не вывела нас к зеленому плато, с которого открывался вид на море. Здесь гулял сильный ветер, который сразу набросился на меня, растрепал волосы. Приводя в порядок косы, я смотрела на штормовое море, темно-лиловое со снежно-белыми бурунами, пугающее и притягивающее. Жара осталась в каньоне, и от холода мои голые руки покрылись гусиной кожей. Волны набегали и разбивались о зубчатые утесы узкого залива, оставляя за собой пенные следы далеко внизу под нами.