Он подвел меня к конской попоне, расстеленной в углу. Из корзины он извлек запечатанную флягу искристого вишневого муската. Я обожала этот издревле известный шипучий дар виноградников Морригана, но пить его мне доводилось только по торжественным случаям. Следом Вальтер достал полкруга сладкого инжирного сыра и румяные деревенские хлебцы с кунжутом. Я даже не подозревала, как соскучилась по этим вкусам и ароматам родного дома. Устроившись на попоне, я пила, ела и рассказывала брату подробности своей кражи.
Дело было за день до свадьбы, книжник поехал в аббатство, чтобы присутствовать при подписании последних документов. Я пока еще не могла окончательно решиться на побег, но чаша моего терпения была переполнена. Тогда-то, сидя в темноте гардеробной, я почувствовала, что моя враждебность к канцлеру и книжнику дошла до последней черты. Они даже не старались скрыть радости, предвкушая мой скорый отъезд. Утром, когда я посетила канцлера, чтобы вернуть свои украшения в королевскую сокровищницу, он только что руки не потирал. Моя корона, мои кольца, моя печать – даже заколки для волос, украшенные камнями, – канцлер ясно дал понять, что ни одна из этих вещей не будет мне оставлена, когда я уеду в Дальбрек. Он заявил, что в мои задачи не входит увеличивать богатство другого королевства.
Книжник присутствовал при этом как свидетель и составлял опись. Я отметила, что он с особенным нетерпением ждет, когда я отправлюсь восвояси. Он листал страницы огромной конторской книги, пританцовывая и нервно переминался с ноги на ногу. Мне это показалось забавным, поскольку обычно книжник держался со мной весьма строго и агрессивно. Уже протянув руку к двери, я вдруг была поражена внезапно пришедшей мыслью – а ведь вам есть что скрывать – и резко обернулась. Оба воззрились на меня с удивлением.
– За что вы всегда так ненавидели меня? – спросила я.
Придворный книжник застыл на месте, косясь на лорда-канцлера. Канцлер, не глядя в мою сторону, продолжал листать конторскую книгу. Презрительно хмыкнув, как будто с ним заговорила не принцесса, а деревенская дурочка, он произнес тонким пронзительным голосом:
– Вы так и не научились правильно задавать вопросы, принцесса. Возможно, следовало бы спросить, есть ли у меня хоть какие-то причины любить вас?
Но книжник не пошевелился и не проронил ни слова, он смотрел на меня неотрывно, словно ожидая, что еще я способна вытворить.
Вальтер внимательно слушал, а я рассказывала, как снова и снова возвращалась в мыслях к этому разговору, сидя в тот день в гардеробной, и как была поражена, когда те же слова прозвучали снова.