мне остаться. Мы шли рядом, и я понимал, что ступил на скользкую дорожку, но это меня не остановило. Сначала я следил за собой, взвешивая каждое свое слово, но потом каким-то непостижимым образом она заставила меня разговориться. Все казалось таким невинным и чистым. Но потом вдруг все оказалось по-другому. Мне следовало бы это предвидеть.
На вершине утеса, когда больше некуда было идти, когда наши слова, казалось, ничего не значили, а наша близость друг к другу значила намного больше, когда я не смог бы отвести от нее глаз даже ради спасения собственной жизни, мне в голову пришла одна возможность – только одна, единственная. Я подошел ближе. Это длилось один миг. Бесконечно длинный миг, и у меня захватило дух, но тут она произнесла всего несколько ядовитых слов – ужасная ошибка… мало чем отличается от татуировок дикарей-варваров – и я отшатнулся, как от пощечины. Мне не следовало забывать правду.
Она не была простой семнадцатилетней девушкой, как и я не был обычным молодым человеком, помогающим ей обирать ежевичные кусты. Между нашими мирами не было ничего общего. Я обманывал себя. У нее была одна цель. У меня другая. Она почти выплюнула свои презрительные слова, и я ощутил, что яд проникает в мои вены. Я вспомнил, что мы совершенно разные, и никакая прогулка по окрестностям не могла этого изменить.
Чем больше я пьянел, тем туманнее становился мой гнев, но затем воспоминания о ее тайном свидании в лесу воспламеняли его с новой силой. Зачем я двинулся следом за Каденом? Я поил коня и заметил, как он спускается по тропе за ее домом. Я вскочил и последовал за ним. Чего я ожидал? Не того, что увидел. Это объяснило мне все. У нее был любовник. Я понял, что лелеял опасную фантазию.
После четырех сидров я расплатился и вернулся на постоялый двор. Было уже поздно, я рассчитывал, что уже ни с кем не встречусь по пути. Расседлав коня и умывшись, я направлялся к себе, когда появилась она. Она бежала по тропе, очертя голову, зажав в кулаке свой чепец, как оружие, а волосы развевались у нее за спиной. Я отступил в темный угол конюшни, ожидая, что она пробежит мимо, но она остановилась. Войдя в конюшню, подошла к стойлу осла и вскарабкалась на низкую перегородку, всего в нескольких футах от меня.
Нельзя было не заметить, что она расстроена. Больше чем просто расстроена. Полна страха. Но я был склонен думать, что эта девушка ничего не боится. Я наблюдал: приоткрытые губы, неровное, учащенное дыхание. Она шептала что-то ослу, перебирая пальцами его гривку, трепля его за ушами, шептала так тихо, что я не мог разобрать слов, хотя и стоял всего в нескольких шагах – так близко, что мог коснуться ее, если бы протянул руку.