— Я тебе в прошлый раз сказал нет, — отрезал я, не слишком вежливо перебив фронтового товарища, — и это решение окончательное. И обжалованию не подлежит — как в Высшем суде[1]. Я покончил с войной, когда уволился из флота. Мне её хватило вот так. — Я провёл ребром ладони по горлу. — Нахлебался.
— А я вот на фронте окончательно стал человеком войны, — усмехнулся Александер. — Увольняйся — не увольняйся, а она меня не отпускает. Нет мне больше места в мирном небе. Я и летать-то учился уже в военном…
Александер был из первого набора неблагородных в лётную школу. Слишком уж велики оказались потери среди авиаторов. Даже в первые годы войны, когда на аэропланах ещё не ставили пулемётов. Тогда использовали более примитивное оружие, вроде подвешенных под брюхом гирь или абордажных «кошек», наподобие тех, что все видели в фильмах про пиратов — не воздушных, а ещё морских. Другие палили друг в друга из револьверов, траншейных дробовиков и даже мощных охотничьих ружей. Да и срок обучения пилотов сильно сократился — из-за всё возрастающей потребности фронта. Вот и пришлось благородным господам поступиться кое-какими фамильными привилегиями, среди которых была и монополия на обучение лётному делу.
— Я тоже учился летать во время войны, — пожал плечами я, — но мирное небо мне нравится намного больше.
— Значит, будешь у меня разведчиком, — встрял Бронд, отлично понимавший, что наша с Александером перепалка вполне может затянуться. — Мои ребята, конечно, хороши в налётах и абордаже. Но без хорошего разведчика им будет тяжело.
Мне почему-то отчаянно захотелось швырнуть злосчастную монету в лицо Бронду. А ещё столкнуть его ноги со столика — и водрузить на него свои ботинки. Благо, сидел недалеко.
С такими делами, лучше уж сразу прыгнуть с борта «Пилигрима». Отправиться в последний полёт. Слишком уж мало шансов выжить у нас с Якобом. Даже если дело завершится удачно. Не оставляют в живых свидетелей таких вот дел.
Этими соображениями я откровенно поделился с Брондом и Александером.
— За вами-то хоть сила стоит, — добавил я. — И с Буковски, и с твоими китобоями справится не так просто. Даже имперское командование трижды задумается, прежде чем атаковать вас. А вот с нами покончат легко и быстро. Были два летуна — и нету их. Никто и не вспомнит.
— Верно, — не стал кривить душой Александер, — да и нас с китобоями прижали очень сильно. Иначе ни Буковски, ни вон Бронд не стали бы ввязываться в это дело. Слишком уж высоко летают те, кто вышел на нас. Вот только, Готлинд, если мы откажемся — нас точно уберут. А раз согласились, есть время и возможность ещё хоть как-то потрепыхаться.