– Мне всё-таки кажется, – вспомнил Эд, – что я видел плакат где-то поблизости… Знаете, с таким мальчишкой, он там ещё ест шоколадное пирожное с кремом…
– Да, – согласился Альцест. – Я такой знаю. Я даже вырезал эту картинку из маминой газеты.
А потом Альцест объявил, что его ждут дома к полднику, и тоже убежал.
Было уже довольно поздно, и мы решили больше не искать плакаты и развлекаться с мелом без них.
– Знаете что, парни, – вдруг предложил Мексан. – Мы ведь могли бы поиграть в классики! Нарисуем на тротуаре, и…
– Ты что, с ума сошёл? – возмутился Эд. – Классики – это девчачья игра!
– Нет, мсье, нет! – закричал Мексан и сделался весь красный. – Эта игра не девчачья!
Тут Эд стал корчить всякие рожи и запел тоненьким голосом:
– Мадемуазель Мексан хочет поиграть в классики! Мадемуазель Мексан хочет поиграть в классики!
– Пойдём драться на пустырь! – крикнул Мексан. – Ну, давай, пошли, если ты мужчина!
И Эд с Мексаном отправились вместе, правда, в конце улицы они разошлись в разные стороны. А мы так заигрались с этим кусочком мела, что даже не заметили, что уже совсем поздно.
Остались только мы с Жоффруа. Сначала Жоффруа сунул кусочек мела в рот, как будто он был сигаретой, а потом пристроил его между верхней губой и носом, как будто это усы.
– Отломишь мне тоже кусочек? – спросил я.
Но Жоффруа только помотал головой. Тогда я попробовал отобрать у него мел, но кусок упал на землю и раскололся на две части. Жоффруа ужасно разозлился.
– Ага! – закричал я. – Посмотри, что я сейчас с ним сделаю, с этим твоим мелом! – И наступил на одну отколовшуюся половинку и раздавил её. – Видал? Вот что я с ним делаю, с этим твоим мелом!
Хрясть! И я наступил на второй кусок.
Мела больше не осталось.
А раз так, то мы отправились по домам.