Все еще улыбаясь, я ловлю взгляд Лэчлэна… и вспоминаю пережитые мучения. Улыбка сползает с лица, я отворачиваюсь.
Передо мной светится дерево – настоящий исполин, приближаясь к которому я все больше и больше ощущаю себя карликом. Я отрываю от подошвы прилипший лист и бережно растираю его пальцами: возникает острый, бодрящий запах, растворяющийся в воздухе и позволяющий почувствовать себя такой свободной, такой живой!
А потом я прикасаюсь к дереву, сначала осторожно, как к какой-то вновь обретенной святыне, затем прижимаюсь щекой к шершавой душистой коре, обнимаю его. Слезы падают на кору, впитываются в нее и исчезают.
Обхватив раскинутыми руками могучий ствол, прижимаясь к нему подбородком, я всматриваюсь в темно-зеленый лиственный балдахин с его мириадами мерцающих огоньков. В какой-то момент с тонкой ветки слетает и медленно скользит вниз, изящно покачиваясь в воздухе, желтый лист. Можно мне взять его себе? Один-единственный листок мне дороже алмаза. И пусть меня даже повесят за это – я незаметно сую его под рубашку и прижимаю к сердцу. Это дар, преподнесенный мне деревом.
– Стой! Смотри-ка! – раздается позади меня чей-то голос, и я мгновенно оборачиваюсь, готовая к появлению зеленорубашечников, к любой другой опасности.
Любой, кроме атаки со стороны оравы крошечных человечков в перепачканной одежде.
Детей я не видела с однолетнего возраста, да и то – одного только Эша. Странное ощущение испытываешь при виде стайки визжащих, хохочущих маленьких человеческих существ, и, не имея ни малейшего представления о том, что у них может быть на уме, ничего не зная про особенности детского поведения, я инстинктивно настораживаюсь.
Но не я их интересую. Все как один, они облепляют Лэчлэна, жмутся к его ногам, вопят от радости, прикидываются воинами, готовыми напасть. А крупный, сильный мужчина, тот самый, что позволил мучить меня, оказывается на земле посреди кучи ребятишек, смеется, щекочет, разрешает им ерошить ему волосы, взбираться на него…
Кто же из них настоящий Лэчлэн? Тот, кто считал, что я должна была подвергнуться пытке? Или тот, кто вот сейчас, в этот момент, позволяет четырехлетней девочке с косичками дергать себя за волосы?
Он посылает мне беглую, едва ли не извиняющуюся улыбку как раз перед тем как какой-то малыш шлепается ему животом прямо на голову.
– Лэч! – раздается общий клич. – Ты вернулся! Мы скучали по тебе, Лэч! Что ты принес нам? С кем-нибудь дрался? Лэч, расскажи нам какую-нибудь историю про то, что там, наверху, делается!
– Ладно, ребята, довольно, – говорит пухлая, но крепкая женщина, по виду – настоящая мамаша, возникая вдруг подле этой кучи-малы. – Дайте Лэчлэну вздохнуть свободно.